Полнолуние

– А чем он лучше других? – Магдалина пожала плечами с ужасающим безразличием. – В конце концов, кто виноват в моих несчастьях? И он с радостью умрет ради меня. Но у меня есть одно условие. Не вздумайте войти к нам в комнату! Я все сделаю сама, такова моя воля. Обещаю, до рассвета все будет кончено, только не мешайте. Дайте мне слово, оба, что не войдете, иначе я и с места не сдвинусь и вы не сможете меня заставить.

Низамеддин хотел было возразить, настоять на своем присутствии как ее создатель, но тут решительно вмешался Эдгар.

– Не стоит унижать ее слежкой. Я знаю свою дочь: если она что-то пообещала, непременно исполнит. Пусть делает как хочет.

Низамеддин подумал и уступил, он не стал бы настраивать девушку против себя. Магда прикрыла глаза и мысленно позвала Петра, который не замедлил явиться из деревни на ее манящий зов. Она встретила его в дверях, бледная и светящаяся, как привидение, взяла за руку и проводила в свою девичью спальню, где ему раньше не доводилось бывать, несмотря на то что он зачал с ней двоих детей.

– Ты говорил, что любишь меня, Петру, – вкрадчиво прошелестела Магда, – и что на все готов ради меня. А умереть для меня ты согласен?

Она посмотрела на Петра тем самым возвышенным взглядом, который когда-то очаровал его. Магда обладала способностью подчинить своим желаниям кого угодно. Петр молча кивнул, пребывая под сладостной властью ее взора.

– Только не приближайся ко мне, пока я не скажу, – продолжала Магдалина ласкающим шепотом, – но я разрешаю тебе смотреть на меня.

Она была очень красивой даже мертвая. Такая же, как всегда, только кожа у нее стала холодной.

Петр и Магда безмолвно сидели в противоположных концах спальни, пока небо за окном не начало светлеть. Эдгар и Низамеддин беспокоились, но держали данное ей слово и не входили.

– Пора, – велела Магда, невыразительно улыбнулась и протянула Петру нож отца.

Тот взял его и перерезал вены на своих запястьях, без раздумий и колебаний. Его горячая дымящаяся кровь залила пол, а Магдалина сидела у стены, зажмурившись и исступленно кусая губы, но не выпила ни капли. Самообладание у нее было поразительное.

Когда ее единственный любовник Петр испустил дух, Магда поднялась и вышла к своим создателям. Лицо у нее навечно изменилось и стало непреклонным, будто бы каменным, гладким, без нежности и проявления чувств. Магдалина посмотрела на вампиров светлыми глазами, обжигающими, как рассветное солнце, и произнесла своим обычным мягким голосом:

– Вот и все, я совершила, что было необходимо. Вы останетесь довольны.

Одуряющий запах крови, разлитой по полу, помешал сразу понять, что она лжет. Кроме того, приближалась заря, она туманила разум и притупляла чувства. У Эдгара пульсирующей болью дергало висок, как, впрочем, всегда бывало в присутствии его убийцы. Магда подошла к окну и застыла там, словно желая ускорить рассвет, поймать на своем лице, как солнечный зайчик, и вскоре силы покинули ее. Вампиры раскрыли обман, когда она замертво рухнула в объятия Эдгара. Перед тем как умереть на руках у отца, Магдалина обвиняюще посмотрела ему в глаза и изрекла как проклятие:

– Вы позволили ему сделать это со мной. Я ненавижу вас.

Низамеддина она даже не удостоила взглядом. При всей своей внутренней противоречивости и внешней хрупкости дочь Эдгара твердо стояла на ногах и неизменно добивалась того, к чему стремилась. Только не всегда понимала, чего хочет на самом деле. Но когда Магдалина принимала решение, ничто в мире не могло заставить ее свернуть с намеченного пути. Ее создатели все еще надеялись на чудо, верили, что Магда может очнуться, когда взойдет солнце, но она так и не проснулась.

Они похоронили ее в склепе замка Романеску. Эдгар дал дочери свою фамилию хотя бы после смерти, повелев местному скульптору высечь на могильной плите ее подлинное имя.

– Она Вышинская, Магдалина Вышинская, и этого нельзя изменить. Фамилия Романеску была ошибочно дана ей. Мог ли я позволить, чтобы она и в смерти осталась дочерью другого? Нет, она будет моей дочерью перед лицом вечности.

Магда лежала в гробу невообразимо прекрасная, одетая в белое, как невеста. Эдгар любовался ею всегда и даже сейчас, когда она умерла. Он держал у самого сердца лилию, срезанные сестры которой лежали вместе с Магдалиной. Эти невинно погибшие цветы были такими же благоухающими и белоснежными, какими недавно трепетали в саду Магды, но теперь казались незримо омытыми ее кровью. Воздух, больше не освященный ее дыханием, был неподвижным и стылым. Что думал в это время Низамеддин-бей, Эдгару было неясно, тот никогда не показывал своих чувств.

После погребения Магдалины небеса роняли неутешные слезы, оплакивая ее душу. Эдгар молча стоял у окна и вглядывался в непроницаемую стену дождя. На его лице лежал бледный отсвет той вечности, в которой ему предстояло бессмысленно жить дальше.

– Мы оба виноваты в ее смерти, вы и я, – произнес он пустым, равнодушным голосом. – Я уеду как можно дальше отсюда. Это будет последнее место на Земле, куда я вернусь. И надеюсь, что мы больше никогда не встретимся.