Полнолуние

К сожалению, Низамеддин увидел Элеонору слишком поздно. В то время ей было двадцать четыре года, у нее уже имелись муж и двухлетняя дочь. Элеонора находилась в самом расцвете женской привлекательности и жила счастливо в собственном доме в Лос-Анджелесе как образцовая американская домохозяйка. Но как и в случае с Магдалиной, Низамеддина не волновали ее чувства. Он намеревался перетянуть Элеонору на темную сторону, изменить ее сущность. Ему хватило влияния и силы, замешенной на выпитой когда-то крови Магды, чтобы установить с Элеонорой телепатическую связь и внушить ей желание приехать в Северную Добруджу.

Муж Элеоноры, Филипп Уэйн, был всего на три года старше ее – приятный молодой человек со вдумчивыми карими глазами и мягким характером, перспективный врач-психотерапевт. Свою маленькую дочь Джемайму они оставили у матери Филиппа, когда Элеонора уговорила его устроить второй медовый месяц в социалистической Румынии. Филиппа удивил этот выбор, но жена настояла, объяснив, что ее покойная мать была родом из тех мест.

После приезда в «Магдалу» Элеонора долго лежала без сна, взволнованная новыми впечатлениями и непривычной обстановкой. Женщина встала, достала сигарету и подошла к окну. Только что взошедшая полная луна была драгоценного золотого цвета, как обручальное кольцо, и заливала сиянием все вокруг, создавая на небосводе светлые отблески.

– Дорогая, я прошу тебя не курить здесь, – недовольно проворчал сонный Филипп, не одобряя ее вредную привычку.

– Хорошо, – тоном обиженного ребенка сказала Элеонора, – я выйду покурить в сад.

– Ладно, только не ходи далеко. А лучше ложись спать, ведь ночь-полночь. Мы с тобой хотели завтра поехать в дельту Дуная посмотреть на птиц. Будет лучше, если мы встанем пораньше.

Но Элеонора поймала взглядом навязчивый лунный свет, и луна сразу завладела ею. Она уже не слушала мужа, а порывисто открыла дверь и бросилась в сад в тапочках и сиреневой атласной пижаме.

– Я хочу прогуляться, одна! И не собираюсь вставать рано, я приехала сюда отдыхать, – выкрикнула она с порога и сразу же перешла на возвышенно-мечтательный тон: – Такая чудесная ночь! Полюби эту вечность болот… Это, кажется, из Блока, был такой русский поэт. Я люблю эти места и как будто бывала тут раньше.

Элеонора закурила сигарету и стремительно скрылась из виду, углубившись в тенистые аллеи. Воздух в яблоневом саду был недвижим и пронизан мглой. Этот всепроникающий туман обволакивал и, казалось, заползал ей в душу. Невдалеке сгустком мрака высилась какая-то странная тень, и Элеонора старалась держаться подальше из опасения случайно соприкоснуться с ней. Женщина потушила сигарету, резко развернулась и побежала к дому, но движения вязли в сумраке, как в мазуте. Элеоноре почудилось, что кто-то преследует ее. Она боязливо огляделась, однако сад был безлюден и погружен в молчание. В следующий миг Элеонора почувствовала острую боль в шее, что вынудило ее остановиться. Она поневоле запрокинула голову к луне, подернутой траурной вуалью ночных облаков. Но они все же пропускали лунный свет, делая его скорбным и сероватым. Сладко пахло яблоками, только что созревшими, но еще не опадающими, чтобы начать гнить на земле. Элеонора наконец выдохнула и мягко упала, как спелое яблоко с ветки, застыв в мертвом оцепенении. Луна бледнела и уходила в вечную высь, и на ее лике постепенно проявлялись тени, наделяя его человеческими чертами. Элеонора неподвижно лежала на траве, не замечая росы, сверкающие капельки блестели на ее ресницах и застывали в безжизненном золоте волос. Ее нашел Филипп, обеспокоенный долгим отсутствием жены, и отнес в дом.

– Откуда у тебя эти раны на шее? – с тревогой спросил он, укладывая ее в кровать.

– Ерунда, должно быть, укололась веткой, – отмахнулась Элеонора, которая уже пришла в себя.

Однако вскоре на нее напала гнетущая слабость, она стала очень быстро уставать. Элеонору одолевали смутные головные боли и провалы в памяти, но она не придавала этому значения.

В «Магдале» селилась ночь. Филипп и Элеонора сидели в столовой одни, в полной тишине. Время было позднее, однако Элеонора не торопилась ложиться, и муж терпеливо ждал ее. Она докурила последнюю сигарету на сон грядущий, пожевала мятную конфетку и молча попыталась подняться с дивана, но не смогла из-за отсутствия сил. Филипп так же молча помог жене встать на ноги, и в эту минуту часы в «Магдале» пробили полночь. Элеонора вздрогнула всем телом и вдруг почуяла, как силы возвращаются к ней.

– Мы что-то засиделись с тобой, Фил… – произнесла она с придыханием. – Отнеси меня в спальню на руках, пожалуйста. Я хочу тебя.

– Разве ты не чувствуешь себя плохо, Элси? – спросил Филипп с щадящей заботой.

– Да, все еще да, – неохотно признала Элеонора, – но не думай об этом. Я ощущаю небольшую слабость, истому, но так даже приятнее. Я только не могу идти сама.

– Ты всегда была стеснительна, – сказал тогда Филипп. – И боялась, что кто-нибудь что-то увидит. Сейчас же кто-то может увидеть, как я несу тебя на руках. А нас здесь и так недолюбливают, считая капиталистами.