Полнолуние

– Что мы как дети! – рассерженно воскликнула Элеонора и покраснела. – Какое нам дело до этих глупых румынских горничных, если мы с тобой женаты? Ты помнишь, как обещал носить меня на руках всю жизнь?

– Ладно, раз ты так хочешь, дорогая.

Филипп взял жену на руки и понес в спальню, а она нежно обнимала его и, не стесняясь, целовала в губы.

Наступило новолуние. Элеонора в гипнотическом сне поднялась с кровати, не разбудив Филиппа, и выбралась в темное окно. Ноги сами привели ее к озеру, где поджидал свою жертву Низамеддин. На сей раз Элеонора была в длинной сорочке из черного кружева – женщина обожала дорогое белье и старалась всегда выглядеть красивой в глазах мужа. Низамеддин с вожделением поцеловал ее в обнаженное плечо, а затем запрокинул голову и припал к шее. Элеонора бессознательно отдавала Низамеддину свою кровь, млея от невыносимого наслаждения, а затем начала приходить в себя и принялась усиленно моргать, чтобы сбросить путы сна. Она присела на траву и в недоумении воззрилась на поблескивающее озеро, не понимая, как оказалась здесь ночью. Низамеддин сел рядом, уже не таясь.

– Мне больно… – слабым голосом произнесла Элео- нора.

Низамеддин положил ей на шею прохладную руку, с удовольствием ощутив болезненный кровавый отпечаток своего поцелуя на ее коже.

– Так легче?

– Да, – вздохнула Элеонора и почувствовала, как с приятной прохладой отступает боль.

Внезапно она очнулась и стала самой собой.

– Кто ты? – закричала она с некрасивой гримасой на лице, в одно мгновение развеяв морок. – Зачем ты мучаешь меня? Я не хочу тебя видеть! Не понимаю, зачем ты убиваешь меня, я только знаю, что то, что ты делаешь со мной, неизбежно приведет к смерти.

Низамеддин смотрел на Элеонору в невероятном изумлении, и ему не оставалось ничего другого, кроме как погрузить ее в беспамятство. Он положил руку ей на лоб, и глаза Элеоноры закатились, тело повалилось на траву как ватное. На сей раз Филипп нашел жену еще дальше от дома, на берегу озера, без сознания.

– Я и не знал, что ты страдаешь лунатизмом, – сказал он ей утром. – И почему твоя шея никак не заживает? Ты обрабатываешь эти ранки, как я тебе советовал, или ленишься?

– Я все делала, как ты говорил, – бессильно прошептала Элеонора и посмотрела на него ввалившимися глазами.

Обеспокоенный Филипп пригласил из деревни местного доктора по фамилии Нигулеску. Тот осмотрел Элеонору, особое внимание уделив ранкам на шее, и помрачнел.

– В ней осталось мало крови, – вынес свой вердикт доктор. – Вам следует сделать ей переливание и уехать отсюда немедленно, иначе она умрет.

– Но ведь я же не умру?! – вдруг совсем по-детски воскликнула Элеонора. – Филипп, я не умру? Кто угодно может умереть, но только не я!

– Конечно, ты не умрешь, Элси, – утешал муж, хотя у самого на душе было неспокойно – его тревожило малокровие Элеоноры, а также лунатизм, приступы внезапной меланхолии и ипохондрии.

Элеонора беспомощно заплакала, склонив к нему на плечо рыжеволосую голову с темным пробором.

Филипп отвез жену в ближайший город Тульчу, где ей за достойное вознаграждение сделали переливание крови. Он намеревался сразу же забрать Элеонору домой, но та была слишком слаба, чтобы выдержать долгую дорогу и перелет через океан. Жена продолжала чахнуть и хандрить, практически не вставая с постели, и никто не мог определить, чем она больна. Элеонора угасала с каждым днем, немного оживая с наступлением ночи. Она испуганно замирала, в ее огромных очах нарастало смутное ожидание чего-то. Белки ее красивых глаз теперь были испещрены тоненькими сеточками красных сосудов. Элеонора не хотела оставаться одна, боялась темноты, ей всюду мерещились какие-то тени.

Низамеддин заметил ее трехнедельную беременность незадолго до полнолуния, перед окончательным обращением, но предпочел довести дело до конца. Обратно было ничего не вернуть, и, если бы он остановился, Элеонора умерла бы. Этому ребенку при любом раскладе не суждено появиться на свет, решил Низамеддин. Ничего не поделаешь, здесь нет его вины. Он старался не думать о вероятной каре за свое деяние со стороны высших сил.

Элеонора лежала в полусне на той самой кровати, где Низамеддин провел свой единственный рассвет с Магдалиной почти сто восемьдесят лет тому назад. Филиппа не оказалось рядом – Низамеддину удалось наложить на него заклятие оцепенения. На сей раз вампир выпил у жертвы всю кровь вместе с донорской, обменяв на свою тьму.

Когда Филипп очнулся и зашел в их комнату, то обмер от ужаса. Через открытое окно врывался ветер. Он свободно гулял по спальне и путал распущенные волосы покойницы. Золотистые локоны Элеоноры отливали темной медью, оттеняя бескровную бледность кожи. Она была испита до дна. Филипп, как врач, сразу понял, что жена умерла, но отказывался поверить в это и принять как непоправимое. Он вызвал из деревни доктора Нигулеску.

– Я вынужден констатировать смерть, – сказал доктор, внимательно осмотрев труп.