Полнолуние

– Нет, это полностью ваша вина, – возразил ему Низамеддин с беспощадной суровостью. – Ее нужно было контролировать, заставить выпить кровь любой ценой. А вы проявили непростительную слабость. Это вы убили свою дочь. Живите теперь с этой мыслью и мучайтесь.

Эдгар обернулся к Низамеддину, и тот увидел его глаза – единственное, что поистине изменилось в нем. Они, казалось, стали больше, ярче и печальнее, однако в глубине проглядывал угрожающий отблеск, и это доказывало, что пан Вышинский духовно не сломлен. Эдгар ничего не ответил врагу, а тихо растворился в туманной пелене дождя, оставив за этой дверью вместе с могилой Магды свою жизнь.

К началу XIX века Эдгар успел побывать во многих странах Европы, о которых мечтал ранее. Он навестил эти края всего лишь раз – через двадцать лет, чтобы посмотреть на свою внучку Монику. В эпоху наполеоновских завоеваний Северная Добруджа была самым скучным местом на Земле. Здесь, в захолустье, ничего не менялось, и Эдгар вернулся на один день, чтобы потом исчезнуть – теперь уже навеки.

Он шел по знакомым местам, блуждая среди болот и дождя, кляня себя за то, что вновь очутился здесь, и вспоминал о Магдалине, которую никогда не вернуть. Дождь лил с пасмурно-серых небес, но Эдгар не ощущал его капель – он был далек от этой земли и всего, что не связано с его высокими чувствами. Эдгар явился в обиталище людей – небольшую деревню под замком, которая почему-то казалась опустевшей, почти вымершей. Вокруг было безлюдно и сумрачно, и Эдгар не слышал ничего, кроме звенящей тишины, какая, должно быть, царила в могиле его дочери.

И тут он увидел молодую женщину, вышедшую за водой из бедной, но уютной избы вместе с маленьким ребенком. Она принялась крутить колодезное колесо привычным движением, в то время как дитя мешало ей, хныча и дергая за домотканую юбку. Ребенок Моники, худенький и бледный, судя по платьицу, был девочкой – еще один потомок, не ведающий о своем наследии и не имеющий значения для Эдгара.

Внучка и не повернула головы в его сторону, поглощенная работой и желанием быстрее укрыться от дождя, но Эдгар сумел хорошо рассмотреть ее. Его удивила и позабавила мысль о том, что ему, ее деду, сейчас должно было бы стукнуть семьдесят, если бы он смог дожить до столь преклонного возраста. Эдгар помнил, как принял в свои руки начало нового потерянного рода, который считал своим лишь отчасти. Однако пришлось признать, что плебейская кровь конюха Петра оздоровила их породу и сделала более жизнеспособной. Моника совершенно не походила ни на Магдалину, ни на своего деда. Она была прекрасна совсем в ином роде и поражала какой-то дикой красотой: статная, загорелая, с большими темными глазами. Однако в ее каштановых волосах, прядь которых небрежно выскользнула из-под узорчатого крестьянского платка, проглядывал яркий золотистый оттенок, как у всех Вышинских, за исключением Магды. Монике было едва ли больше двадцати, но ее красивое лицо выглядело утомленным, а во взгляде сквозила постоянная усталость от повседневного труда – таков ее женский удел.

Эдгар отвернулся и пошел прочь, не дожидаясь, пока внучка закончит работу, и лишь успел услышать, как она позвала ребенка: «Клара!», когда уходила в дом от дождя. Он не желал вмешиваться в жизнь других, чтобы попытаться исправить для обездоленной Моники то, что произошло очень давно. И предпочел предоставить обреченных внучек их судьбе, с жалостью отдав им ничтожный осколок своего сердца. Эдгар напоследок задержал взгляд на мрачном силуэте замка, в котором была погребена его дочь и где все еще ощущалось присутствие Низамеддина, и покинул это место на сто пятьдесят восемь лет.

За эти темные, канувшие в Лету годы он побывал повсюду. Эдгар медленно перешагивал через столетия, не переставая оглядываться на руины своего прошлого. В память о его исчезнувшей жизни не осталось ничего – ни портретов, что запечатлели красоту внешнего облика, ни чужих мемуаров со вздохами об утрате общества милого пана Вышинского, ни его собственной могилы. Эдгар был мертв для мира, хотя формально не умирал, само его имя оказалось забытым. Вокруг него застоялась пустая тьма, которая скрывала от преследования неумолимого времени. Вместе с ним в вечности сохранилось только смертное имя «Магдалина Вышинская» на надгробье в заброшенном замке. Осталась еще пара выцветших портретов Магды, сделанных рукой Петра, и неразличимое подобие их общих черт в лицах погибающих правнучек.

Иногда Эдгар задавал себе вопросы: зачем он продолжил существовать, утратив главный смысл своей жизни, почему не позволил своему создателю и врагу в конечном итоге убить себя. Но он берег воспоминания о том, что целых девятнадцать лет у него была дочь, и этого хватало, чтобы не упасть духом. Эдгар не мог тешиться надеждой, что когда-нибудь встретится с Магдалиной, где бы та ни была, ведь он убийца и грехи его непрощаемы. Но в душе его поневоле теплилась вера в лучшее будущее, которое когда-то наступит и развеет его безраздельное одиночество, как солнечный луч ночную мглу.