Магдалина резким движением занесла нож над беззащитной шеей Лауры, он увидел безумный блеск в томных глазах дочери и не выдержал. Кровь бросилась Эдгару в голову, глаза его стали светлее, чем у нее, почти белыми, когда он сделал наконец то, чего добивалась Магда, – ударил ее острием чистейшей силы. И тут же застыл, потрясенный содеянным: он впервые поднял руку на свою дочь.
Она рухнула на колени как подкошенная, и кровь брызнула из ран на запястьях, заструилась из уголков глаз, из носа и ушей. Даже внизу живота на платье проступило алое пятно, как напоминание о ее последнем грехе.
– Положите меня в гроб с ней рядом, – спокойно приказала Магда, подняв на него ясные жертвенные глаза праведницы. – Скорее, кровь уходит.
Эдгар механически исполнил ее просьбу, поднял дочь на руки и уложил в гроб, который был достаточно широким, чтобы вместить тела двух стройных девушек.
Магда повернулась на бок, прижала свое запястье к губам Лауры, и кровь из других ее ран сразу перестала течь. Губы Лауры слабо шевельнулись, когда животворящие капли оросили их, и она принялась пить бессмертную кровь с закрытыми глазами, бессознательно, как младенец.
Через долгие томительные минуты Лаура открыла глаза и увидела совсем близко лицо Магды, которая смотрела на нее в упор. В глазах Магдалины лучилась сопричастность, вековое сопереживание, но Лауре было неприятно находиться рядом с ней. Она испуганно отшатнулась, выпрыгнула из гроба, чуть не перевернув его, и встала позади Эдгара.
Лицо Магды дрогнуло и поплыло, черты разгладились и словно озарились внутренним светом. Эдгар стоял у гроба и держал дочь за руку, не желая оборвать последнюю нить, связующую их, а она неотрывно смотрела ему в глаза. Магдалина говорила на польском языке, но благодаря своему душевному прозрению Лаура понимала каждое ее слово.
– Вы не виноваты в моей смерти – ни тогда, ни сейчас. Никто не виноват, запомните это. Пока я лежала в гробу, мне открылась истина. Моя душа не просто так пришла к вам и вашей сестре. Это ущербная, проклятая душа, она явилась из лимба, поэтому мне нельзя было становиться вампиром, это не мое предназначение. Я воплотилась на этой земле ради искупления. Я должна была умереть еще в детстве и только вашими усилиями жила. Вам придется меня от- пустить.
– Твоя мать сказала мне те же самые слова, перед тем как покинуть меня, – произнес Эдгар, и на его глазах выступили слезы. – Я до сих пор помню их. Ее я смог отпустить, но только не тебя.
Магда ласково погладила его по щеке рукой, уже начавшей тлеть и осыпаться теплым пеплом.
– По крайней мере, мне удалось вернуть нашу правнучку. Вы любите ее, я вижу. Теперь меня ждет покой, а вы продолжайте жить. И знайте, вы были мне самым лучшим отцом. Я люблю вас.
Небесные глаза Магдалины постепенно потухли, белое лицо опало, рассыпалось и взметнулось пылью. Ее тонкая рука в ладони Эдгара тоже обратилась в горстку пыли. В напоминание о ней осталось только кольцо с сапфиром, упавшее с ее пальца, и белое платье в гробу, припорошенное стылым пеплом. Дочь покинула его во второй раз, теперь навсегда.
Лаура впервые увидела слезы Эдгара, которые он и не старался скрыть, горькие и безутешные от осознания невосполнимой утраты. Он какое-то время взирал на свою ладонь, в которой только что держал истаявшую руку дочери, а затем обернулся к Лауре и посмотрел на нее потерянным взглядом, светлым от слез.
– Мне нужно на воздух, – выдохнула она.
Эдгар и Лаура вышли на площадку на скале, сели рядом и долго смотрели на озеро, храня молчание. Полная луна туманилась в холоде небес и взирала на них сверху вниз с таким же убийственным холодом. Они остались наедине с луной, в их мире больше не было никого и ничего, кроме луны. Белые кувшинки на озере умерли, от воды слабо тянуло болотной гнилью, а в камышах тихо плакала выпь. В прозрачном воздухе пахло поздней осенью, прелой листвой и тленом.
– Прости меня, Лаура, я не мог поступить иначе, – наконец сказал Эдгар, повернувшись к ней в профиль и избегая смотреть в глаза. – Поверь, я не знал, что так выйдет, это не входило в мои планы. Я был уверен, что мы с тобой справимся, и не предавал тебя.
Его золотистые локоны, как и прежде, романтически завивались и светились в полумраке, но сейчас, когда их серебрила мертвая луна, в них проглядывал проблеск седины минувшего времени.
Лаура в последний раз прижалась к атласному плечу Эдгара и долго вглядывалась в его пепельное лицо, подняв на него опустошенные вечностью глаза.
– Я это знаю. Я видела прошлое, пока лежала в гробу, и теперь знаю все. Круг замкнулся, Эдгар. У меня такое чувство, как будто это я родила тебя в Польше, в теплую летнюю ночь. И это я родилась, пока твое тело остывало на февральских снегах. Я, осколок твоего отражения, стала больше похожа на тебя, чем ты сам. Теперь я – это ты. И не стану тебе мстить – от этого мне будет больнее, чем тебе.
Эдгар посмотрел на нее неизъяснимым взглядом, в котором сквозила безмерная боль.
Лаура немного помолчала и продолжила: