Полнолуние

– Воля ваша, ясновельможный пан Эдгар, – отвечала Зилла, – могу я поинтересоваться причиной такого решения?

Эдгар небрежно пожал плечами.

– Видите ли, пани, я устал от светской жизни и решил пожить в родном поместье. Теперь я способен сам позаботиться о сестре и намерен выдать ее замуж без вашего участия. Я самолично присмотрю за ней. Кроме того, ваши домыслы оскорбляют мою сестру.

Зилла переводила взгляд с невозмутимого Эдгара на Эвелину, которая прятала за книгой озорную улыбку и старалась сдержать подступающий смех, и не понимала, что тут не так. В тот момент дуэнья не сумела сделать вывод, который напрашивался с ошеломляющей очевидностью.

– Как скажете, пан Эдгар, – проговорила она. – Вот увидите, со временем вы убедитесь, что я была права.

Отъезд Зиллы развязал любовникам руки, и они со всевозрастающей силой растворялись друг в друге. Незаметно пролетело жаркое лето, и вот уже осень клонилась к закату. Урожай был собран, и в поместье стало скучновато. Эдгар и Эвелина появлялись на вечерах у местной знати, и никто не замечал ничего предосудительного в их улыбках и нескрываемой взаимной нежности. Однако Эвелине этого было мало: она просилась в Варшаву, ей хотелось вкусить столичной жизни. Эдгар снова пошел на поводу у ее желаний. Он заботился о сестре и ни в чем не мог ей отказать. Эвелине сшили новые платья, и брат с сестрой отправились в столицу.

В то время Речью Посполитой правил Станислав-Август Понятовский, последний король еще не разделенной Польши. Он пал жертвой своего прекраснодушия и великой любви. Станислав-Август был безнадежно влюблен в российскую императрицу Екатерину II, а та слыла женщиной расчетливой. Посадив на польский престол своего бывшего фаворита, императрица начала строить планы раздела. Вся Европа вместе с Екатериной вытирала ноги о несчастную обреченную Польшу. Раздел Речи Посполитой был делом решенным и неминуемым. Но при короле Станиславе Варшава расцвела и стала наконец европейской столицей. Он был достойным монархом века Просвещения, покровительствовал искусствам и застраивал Варшаву красивыми зданиями. Страну раздирала междоусобица, шляхта стремительно беднела, но в великолепной Варшаве по-прежнему кипела придворная жизнь. В преддверии Рождества в столице ежедневно устраивались балы, маскарады и театральные представления. Падал пушистый снег, ярко горели газовые фонари, по украшенным улицам катили кареты, звенел смех.

Эдгар и Эвелина остановились в особняке на улице Новый Свет, изящном и бело-розовом, как зефир. Они жили в смежных комнатах, что было весьма удобно. Вечерами они танцевали на балах, словно два ангела, похожие на близнецов, несмотря на разницу в возрасте. Эвелина, как и ее мать в свое время, пользовалась успехом. За ней увивались сразу несколько кавалеров, несмотря на то что приданого у девушки не было, только золотая красота. Эдгар с улыбкой наблюдал за ней и нисколько не ревновал. Ночью, когда бальные наряды и маски сбрасывались, как шелуха, Эвелина принадлежала только ему. Ночь возвращала вкус поцелуям. Их любовь, что днем скрывалась за условностями, под пологом мрака обретала чувственность и глубину.

Богатая жизнь в Варшаве требовала определенных средств, которые у Вышинских были ограниченны. Через пару месяцев, когда они истратили в столице все свободные деньги, им пришлось вернуться в родовое поместье. И тогда в Эвелине наметились роковые перемены. В Варшаве она узрела другую жизнь, не отравленную притворством и вечным страхом, о которой не ведала в ослеплении своей страсти. Ей хотелось выйти замуж, надеть подвенечное платье, украсить волосы цветами и прошествовать по проходу костела. Мечты ее не простирались дальше алтаря, но даже в них Эдгару не находилось места.

Страх, от которого Эва пряталась весь год в объятиях брата, как оказалось, был скрыт в ней самой. Первый месяц этой постыдной связи Эвелина мучительно плакала по ночам, вспоминая об их тесном родстве, но Эдгар целовал ее так, что все забывалось, страхи и сомнения отступали, не исчезая совсем и оставляя темный осадок. Сейчас этот подавляющий страх настиг Эвелину и властно взял за горло – ужас разоблачения и безысходность. В душе девушки появились противоречия, выдуманные ею самой. Она постепенно нагнетала свои страдания из-за обреченности ее грешной любви и безвольной страсти. Эвелина успела о многом поразмыслить в одинокие предрассветные часы, когда Эдгар уходил, не оставаясь с ней до утра, а на ее теле клеймом горели его отнюдь не братские поцелуи. У них не было будущего, и по прошествии года Эвелина отчетливо поняла это.