Полнолуние

Низамеддина привлекло причудливое сочетание крови в ней – дитя брата и сестры, выросшее под влиянием вампирской силы Эдгара. Юная Магда всегда жила на грани смерти, существовала за счет других, не ведая об этом и оставаясь безгрешной, благодаря чему ее прелесть для вампира только приобрела утонченную оправу. Ему хотелось попробовать ее на вкус, сорвать, как спелый экзотический плод. Воздушность феи в Магдалине уживалась с какой-то соблазнительной приземленностью. Низамеддин подумал, как приятно будет отплатить пану Вышинскому за его высокомерие, взять реванш. Дочь была слабостью Эдгара, и Низамеддин решил это использовать. Он выждал момент, когда Магдалину отозвал кто-то из дам, и подошел к Эдгару. Тот проводил дочку взглядом и обернулся к своему старому врагу. Весь облик Эдгара дышал ледяной ненавистью, которая ничуть не забылась за минувшие годы.

– Что вы здесь делаете? – сказал он, потрясенно глядя на своего создателя и даже забыв поздороваться.

– Приветствую вас, – с подчеркнутой вежливостью ответил Низамеддин-бей. – На сей раз я в своей стране, а не в вашей, пан Вышинский. А вы, я смотрю, живы и даже счастливы.

И многозначительно посмотрел в ту сторону, куда скрылась Магда.

Эдгар хотел было что-то сказать, но Низамеддин опере- дил его.

– Я знаю, что она ваша дочь, и вижу, кем была ее мать, – вашей сестрой. В этой барышне очень интересное слияние крови, и ее болезнь тоже от этого. На вашем роду печать вырождения. Она, как я понимаю, ни о чем не знает?

– Она узнает, – заверил Эдгар с ожесточением, и у него снова заболел правый висок, надрывно заныл старый шрам.

В это мгновение к Эдгару подбежала Магдалина, сопровождаемая мягким шелестом белого платья, словно вальсируя в одиночестве. Увидев Низамеддина, девушка сделала глубокий реверанс и одарила меланхоличным взглядом.

– Дядя, – обратилась она к Эдгару с неповторимой нежностью, – когда мы поедем домой? Я немного устала.

– Сейчас, моя дорогая, – ответил он, обнял ее за плечи, словно защищая от взгляда Низамеддина, и увел прочь.

Сразу после того как отец с дочерью удалились, Низамеддин почувствовал, как что-то неуловимо закралось в его душу – нечто странное, связанное с этой девочкой, дочерью его вечного врага. Низамеддин-бей желал бы возненавидеть Магду, как ненавидел ее отца, но не смог, посмотрев в небесно-голубые глаза воплощенной невинности. Низамеддин еще не любил Магду, но уже что-то чувствовал к ней. То щекотливое обстоятельство, что она была дочерью Эдгара Вышинского, сыграло решающую роль. Низамеддин заметил, как оживало холодное лицо Эдгара, когда тот говорил с дочерью и смотрел на нее. Турок мог бы жестоко отомстить ему, убив Магдалину, и поначалу подумывал об этом. Однако спустя некоторое время он отказался от мести, потому что искренне полюбил эту девушку, не отдавая себе отчета и даже не осознав, как это случилось. Низамеддин больше не желал ей зла и был не способен причинить боль. Его томило только естественное желание ее любви, Магда должна принадлежать ему.

Для Эдгара стало страшным потрясением, когда Низамеддин-бей вдруг попросил у графа Романеску руки Магдалины.

– Что я только что узнал! – вне себя от гнева заявил Эдгар с порога, врываясь в кабинет своего зятя. – Вы собираетесь выдать Магдалину за какого-то турка! Признаться, я своим ушам не поверил, когда услышал эту новость.

Граф Романеску был занят тем, что нервно ходил туда-сюда по комнате, несмотря на предостережения врачей. С возрастом его здоровье существенно пошатнулось, у него начались боли в сердце.

– И что с того? – недоброжелательно отозвался он. – Вам известно, что мы живем под властью Османской империи. Я не вправе отказать такому жениху. Впрочем, мне все равно, за кого Магда выйдет замуж. Она отрезанный ломоть. Дочь всегда приходится растить для чужого дома, не для своего.

– Это совершенно невозможно! – воскликнул Эдгар в ужасе. – Вернее, пусть она, конечно, выходит замуж, но не за иностранца, который исповедует ислам, кому можно иметь нескольких жен. А как же религия? Магдалина ведь католичка.

– Она может поменять веру, – равнодушно ответил граф. – Вообще пусть религиозные вопросы решает жених. Мне это ни к чему.

– Вот как! – бросил Эдгар и тут же прибавил вкрадчиво, но с непоколебимой твердостью: – Я не разрешу своей племяннице выйти замуж за этого человека.

– Что вы себе позволяете?! – вскричал граф Романеску, возмущенный столь прямым и бесцеремонным вмешательством Эдгара Вышинского в его семейные дела.

– Ничего лишнего, – чопорно ответил тот, – она дочь моей сестры, я ее дядя. И не намерен оставаться в стороне от событий, определяющих ее судьбу. Вы вынуждаете меня настаивать на разрыве этой помолвки.

– Это не вам решать, – отрезал граф, выходя из себя. – Будь вы хоть тысячу раз ее дядей, я ее отец. Вам придется смирить гордыню и принять мое решение, любезный пан Вышинский.