Дала их браку еще восемь лет. Юре стукнет восемнадцать, он уже станет взрослым, непременно пойдет учиться, да и армейскую службу никто не отменял… И вот когда сын начнет самостоятельную жизнь, тогда она попробует развестись.
Не боялась.
Потому что немного знала Сомова.
Будет мешать, очень мешать.
Но не убьет.
Да, ей удастся вырваться. Пока же все ради сына. Потерпит Сомова, ничего. Время есть, отступление подготовить можно.
Уютнее закутавшись в шаль, Лариса уверенно и быстро двинулась по дорожке сквозь затуманенные сумерки домой. Эти мысли крутились не впервые, приходили постоянно, с ними ложилась и вставала. Не отступали, даже когда разговаривала с Сомовым… и не только разговаривала. Наоборот, именно в
Ничего.
Восемь лет.
Еще восемь лет.
Карты легли, показывая непонятные даже Полине Стефановне изменения в ее жизни. Пусть бы так и было. Впрочем, картинки с мастями не оценят всех ее нынешних и ближайших перспектив. Так что особых изменений Лариса, признаться, не ожидала. Приняла к сведению слова старшей приятельницы только из вежливости, учитывая одиночество Стефановны и потребность в равном общении.
Честно говоря, Ларису больше зацепила рассказанная библиотекаршей история. Именно ее она, жена офицера НКВД, прекрасно понимала. И отчиталась себе в полной мере, почему именно, вернее — кого именно боятся люди в Сатанове, когда стараются не слишком распространяться про зловещие нападения хищника.
Но это совсем не означало, что поздно вечером следует ходить одной. Забывая об осторожности.
Лариса снова запахнула плотнее шаль, придерживая края, и еще ускорилась.
Чтобы срезать угол и скорее дойти до дома Липских, так или иначе нужно добраться до старых ворот. С того места пути расходились на все четыре стороны, смотря куда кому надо. Лариса уже мысленно строила привычный для себя маршрут. Когда повернула и впереди замаячили среди клочьев тумана остатки стены, успокоилась.
Ничего не произошло.
Да и не произойдет.
Оборотней не бывает.
Стояла тишина, какая возможна только ранней осенью. Над старой стеной сквозь туман проглядывала луна.
Старая стена была уже совсем рядом, с правой стороны. Поравнявшись, Лариса невольно повела плечами. Та девушка, из больницы, погибла, говорят, где-то здесь. Еще плотнее, насколько это было возможно, закуталась в шаль. Подумав мгновение, Лариса перебросила ее с плеч на голову, на манер платка, резким жестом запахнула. Даже на миг закрыла глаза, чтобы не смотреть в
Шаг.
Шаг.
Еще шаг.
Еще.
Наконец жуткое, пусть и знакомое место осталось за спиной. Можно с облегчением вздохнуть.
Будто в ответ на эти мысли сзади послышалось движение. Не показалось — кто-то, вынырнув из кофейно-молочных сумерек, не очень таясь, бежал за ней.
Тяжелое хриплое дыхание.
Нет.
Лед страха сковал мгновенно. Голова понимала: нужно сломя голову убегать. Ноги же не слушались, будто примерзли к земле.
Дальше все произошло будто не с ней.
Вот он за спиной. Незнакомый запах. Не животное… но и не человек. Или, может.
Нужно кричать. Услышат, спасут, люди вокруг. Не так близко, но — вокруг.
Поздно.
Крепкие объятия-тиски. Запоздалая попытка крикнуть.
Жесткая — ладонь, лапа? — запечатала рот.
Попробовала укусить, на рефлексе. А потом ее стиснули, наклонили, потянули.
Только тогда потеряла сознание.
Глава шестая
Охота
1
Они выехали из Каменца-Подольского еще засветло. Свернули с дороги в лес. Углубились, пряча полуторку между деревьями, и стали ждать вечера.
Можно было сделать иначе. Но Жора Теплый имел свой расчет. Любую машину на выезде или въезде проверяют. У него и его людей были сомнительные документы. Но днем, когда транспорта больше, дежурные на постах не очень придирчивы. Ведь за каждой машиной ползет следующая, а то и небольшая колонна. Все торопятся, сигналят, нервы электризуют воздух. Связываться с этой публикой дольше, чем есть в том потребность, никому не хочется.
В их кузове, кроме трех автоматчиков, никого и ничего не было. Печать на маршрутном листе ненастоящая, самодельная, к тому же выполнена не очень качественно, потому что фармазон торопился. Зато сама бумажка самая настоящая. А то, что голубой кругляш в правом нижнем углу немного размазанный, нечеткий и закрывает подпись ответственного лица, — явление для военного времени привычное.