Полнолуние

— Кто знает. Может, и так. Кстати, уже вечереет. Вы в кино не идете?

— На «Чапаева»? — Она охотно сменила тему. — Нет, на «Чапаева» не пойду. Мне больше комедии нравятся, с Орловой и Серовой. Но больше всего Зоя Федорова, в «Подругах».

— Времена не те. Настроения не для любовных историй. — Теперь Полина Стефановна заговорила поучительно. — Сына не боитесь после всего вот так оставлять надолго?

— Вот за Юру я спокойна. Друга нашел, Борьку. Все у Липских торчит дома. Его Катя даже кормит. Там щенок, она его откуда-то принесла. Возятся с ним. Знаете, мой сын ничем не отличается от ровесников. Я в его возрасте тоже хотела иметь собаку. Сомов животных не любит. Говорит, четвероногие должны жить на улице или в лесу. Не место им рядом с людьми.

— Не повезло вам, Лариса. Еще о чем мечтаете?

— О кошке.

— Кажется, тот мальчик, Боря, старше вашего…

— Не слишком.

— Он, кстати, не записан в библиотеку. Один из немногих. Я говорила с Екатериной, как ее. — палец слегка коснулся лба, — Игнатовной. Та отмалчивается больше, но как-то буркнула: мол, нечего моему мальчишке там читать. Понимаю, на какие книги женщина намекает. Но у нас же и Жюль Верн есть, и Дюма, даже Франко, «Захар Беркут». Куда же без этого мальчику?

— А мне нравится, что они разные. То есть абсолютно разные, совсем. Хотя бы тем уже, что Боря не читает. Зато больше слушает, тоже немало. Юра у меня умеет рассказывать. В том числе пересказывает того же Дюма. — Лариса улыбнулась. — Противоположности притягиваются. Это тоже кто-то сказал, правда?

— Закон физики вроде бы.

— Так точно.

— А вот это уже мой квартирант говорит. Мы слишком часто его вспоминаем нынче, вам не кажется, Лариса?

— Само срывается. Но вы правы. — Гостья обеспокоенно взглянула на часы. — Засиделась. Вечер уже, пока за Юрой зайду. Все объяснили. Хотя так напугали… бр-р-р, — повела плечами. — За всем этим так и не поняла, ждут ли меня неприятности и на самом ли деле они неприятности. По сравнению с тем, что я услышала.

— Изменения.

— То есть?

— Я про изменения говорила. Не про неприятности или какое-то другое бедствие. Но в наше время изменения не обязательно могут быть желанными. Тут я за стабильность.

Лариса не соглашалась.

Но вслух об этом решила не говорить. Для чего ей в который раз по наименьшему поводу признавать — мало войны, еще и личная жизнь не сложилась.

И так будет всегда.

4

На улице Ларису окутали сумерки и туман.

Сентябрь перевалил за середину, и сейчас начинался странный, непонятный для нее период, когда вечер наступал как-то сразу. Кажется, все вокруг еще видно, но стоит остановиться, перекинуться с кем-то на улице парой слов, заглянуть в магазин или зайти на минутку в библиотеку — и этого времени было достаточно, чтобы другое, более темное время суток быстро и незаметно вступало в свои права.

Подобные ощущения Лариса Сомова сравнивала с вхождением в реку в незнакомом месте. Сколько раз так бывало: ступаешь с берега, под ногами — песок или суглинок, вода доходит сначала до косточек, потом касается середины икр, через несколько шагов едва доходит до голых коленей. Но вмиг нога проваливается стремительно, теперь — по пояс. От неожиданности шатаешься и хорошо, если удержишь равновесие, иначе нырнешь.

К тому же ее любимое бабье лето длилось в этом году почему-то не очень долго, в который раз зарядили занудные дожди, напоминая людям, какое время года наступает. Правда, сегодня несколько часов после обеда только накрапывало. Но туман все равно смешался с серыми сумерками, будто нарочно сгущая их, вызывая у Ларисы почему-то воспоминания о кофе с молоком — давно не виданной, забытой роскоши.

Собственно, она сама заставила себя не вспоминать о напитке, который всегда любила. Сомов откуда-то притарабанил жестяную банку, на две трети заполненную настоящим молотым кофе. На ней все было написано по-немецки, шрифт с выразительными элементами готики. И если бы еще жестянка была полной, пусть и распечатанной, Лариса не возмущалась бы. Однако Виктор принес домой именно початый кофе. И, считая, что немного знает мужа, она решила: трофей, без сомнения. Явно не боевой. Наткнулся где-то при обыске, забрал себе на правах старшего. Другое происхождение жестянка вряд ли имела. Да пусть бы подарок, во время войны не стоит брезговать и надкушенным — Ларисе все равно упрямо хотелось верить, что офицер НКВД поступил именно так, а не иначе: добыл жестянку силой. Из-за этого не прикасалась к кофе, хотя пах он божественно.

Сомов же кофе не любил, но вливал в себя, как он говорил, принципиально. В чем заключался странный принцип — употреблять то, что не нравится, — Лариса не разбиралась. И, если честно, не очень-то и хотела. Ведь у нее самой был другой принцип, который не могла до конца объяснить даже самой себе: по возможности не беспокоилась, что помогало раскрыть мужа с очередной стороны. После регистрации брака она, оставаясь в одиночестве, часто мысленно доказывала самой себе: Виктор Сомов ее не интересовал, не интересует и вряд ли ее отношение когда-то изменится.