Полный форс-мажор

Её смущал взгляд этого человека. Ей и жалко его было, и вместе с тем он нес в себе и мужественность, и силу (Именно такую силу излучал её брат!), волю и… детскую незащищённость. Она это видела, заметила. Михаил… очень приятное имя, мужественное (И у её брата тоже мужское имя — Виктор), очень стесняется при ней. Такой взрослый, симпатичный, умный, наверное, и, в принципе, несчастный. Пострадал. И на войне, и… в жизни. И смущается. Но не это было главным. Он был другим. Не таким, как многие воиныинтернационалисты. В его взгляде было что-то другое: не бравада и цинизм, не угрюмость и тоска инвалида, не боль и затаённая злость, а… открытость, незащищённость, манящий жар внутренней энергии, огня, к которому её тянуло, как тянет человека к костру (даже если он и не озяб). Хотелось протянуть к нему руки (она бы так и сделала, но сил почем у-то не было), хотелось коснуться его лица, волос, заглянуть в глаза и смотреть, смотреть, видеть его улыбку. А улыбка у Михаила была детской, смущённой и… Дальше девушка терялась в своих ощущениях. Останавливала себя, одёргивала: остановись, опомнись, нельзя на него так смотреть, он может не так подумать, ты не для того встретилась с ним, он старый, он не для тебя, он на работу устраиваться пришёл, он инвалид, он из разряда потерянных людей… Твердила себе, убеждала и… сама себе не верила. Слышала свой голос и удивлялась, она ли это. Понимала одно: он не может просто так уйти, она его не отпустит, тем более, что повод есть, нашёлся, и не один… И очень хорошо, что он любит лошадей. И для неё они были любимыми существами. Главное, чтобы этот человек был рядом, а там…

Никакой рекогносцировки на местности генерал, конечно, не проводил, он увидел девушку и влюбился. Сразу и окончательно. Такое бывает, да, такое случается. И не надо осуждать его. Любовь — она не выбирает: генерал ты, плотник, космонавт или потерянный человек, сто тебе лет или двести — не важно. И совсем не смешно, что Михаил сейчас на конюшне. Чтобы рядом быть, пусть и в некотором отдалении, Золотарёв кем угодно готов стать, хоть и дворником-сторожем. Аня… Анечка, Аннушка…

ЛжеКонев в майке, шортах и пляжных тапочках. На шее прорезиненный фартук, длинный, ниже колен. Мокрый с ног до головы, но счастливый, трёт щёткой спину лошади стоящей под душем. Конь большой, тёплый, нежится под струями воды, косит на Михаила угольно-синим, с коричневой поволокой глазом, переступает, порой вскидывает голову от летящих брызг, взмахивает хвостом, храпит. Успокаивая, Конев похлопывает его по шее. Михаилу всё здесь нравится. Хоть и первый раз на конюшне, но он видит её, Аннушку! Аннушка здесь! Она рядом!

Конюшня оборудована по последнему слову забугорной техники. Даже солярий для лошадей есть, не считая санатория-профилактория. Лошадей много. Двадцать одна душа. И все как с выставки. Породистые, молодые, чистокровки. В денниках чисто, свободно, но шумно. Шум специфический. Однако Михаилу это не мешает. Он работает. И напевает. Ему кажется поёт он негромко, на самом деле почти в голос — это от счастья — напевает свою любимую и единственную песню: «Не кочегары мы не плотники…» Одновременно старается держать в поле зрения Аню, Анну, Анечку… Она в этот момент выводит из денника красавца коня на очередную тренировку. Анна очень красива и привлекательна. Даже в костюме наездницы. Красив и конь. Подглядывая за Аннушкой, Конев не замечает, как к нему незаметно подходит охранник…

— Эй, ты, заика-Михаил, — привлекая внимание, охранник резко стучит милицейской дубинкой по деревянной стойке денника. Конь стоящий под лушем, вскидывает голову, всхрапывает, переступает. — Ты на работу сюда пришёл или по сторонам заглядывать, а? Работай давай, работай…

— В с… сс… смысле? — прерывается Михаил.

— В смысле, на хозяйку, я говорю, не глазей! Не заглядывайся, нельзя. Запрещено. Понял?

— Нне п…понял.

— Я вижу, — усмехается охранник, и с угрозой замечает. — За воротами окажешься, тогда поймёшь.

— А на ко… ко… коня мо… мо… можно смотреть, на лошадей… — хитрит Михаил. — Ра… ра… разрешается?

— На ло… ло… тьфу, ты, зараза какая… — чертыхается охранник. — На лошадей разрешается. Можно.

— По… понял. А чч… что с ней?

— С кем?

— С хо…хоо…зяйкой…

— Какая тебе разница? Запрещено и всё. Только из нашей охраны — пытались некоторые ухари заглядываться — вмиг за воротами очутились, да! Без выходного пособия. Орлы были, не чета тебе. Короче, я тебя предупредил, мужик. Запрещено и всё. Для всех. И для тебя, значит. Табу.

— У… у… у неё муж что ли ре… ре… Недослушав, охранник перебивает.

— Я сказал всё, вопросы закончились, ханурик, заглохни! — повышая голос, с угрозой в голосе говорит он. — А вот брат у неё… ооо… тот ещё зверь, как раз для таких как ты, любопытных. Крутой чел, круче олигарха. Суровый всегда, злой… как Змей-Горыныч. Его бойся… Как прилетит, с конюшни лучше не выходи.

— А если она cа… са… сама?