Полный курс русской истории: в одной книге

«Владимир Мономах был сын дочери византийского императора Константина Мономаха, – пишет Ключевский, – умершего за 50 лет с лишком до вступления своего внука на киевский стол. В московской же летописи, составленной при Грозном, повествуется, что Владимир Мономах, вокняжившись в Киеве, послал воевод своих на Царьград воевать этого самого царя греческого Константина Мономаха, который с целью прекратить войну отправил в Киев с греческим митрополитом крест из животворящего древа и царский венец со своей головы, т. е. Мономахову шапку, с сердоликовой чашей, из которой Август, царь римский, веселился, и с золотою цепью. Митрополит именем своего царя просил у князя киевского мира и любви, чтобы все православие в покое пребывало „под общею властью нашего царства и твоего великого самодержавства Великие Руси“. Владимир был венчан этим венцом и стал зваться Мономахом, боговенчанным царем Великой Руси. „Оттоле, – так заканчивается рассказ, – тем царским венцом венчаются все великие князи владимирские “. Сказание было вызвано венчанием Ивана IV на царство в 1547 г., когда были торжественно приняты и введены как во внешние сношения, так и во внутреннее управление титулы царя и самодержца, появлявшиеся при Иване III как бы в виде пробы лишь в некоторых, преимущественно дипломатических, актах. Основная мысль сказания: значение московских государей как церковно-политических преемников византийских царей основано на установленном при Владимире Мономахе совместном властительстве греческих и русских царей-самодержцев над всем православным миром. Вот почему Иван IV нашел необходимым укрепить принятие царского титула соборным письменным благословением греческих святителей со вселенским патриархом константинопольским во главе: московскому акту 1547 г. в Кремле придавали значение вселенского церковного деяния. Любопытно, что и в этот акт восточных иерархов внесено московское сказание о царском венчании Владимира Мономаха».

Само собой, никакого венчания Владимира Мономаха и в помине не было, как не было и священной реликвии – самой шапки Владимира Мономаха, принадлежавшей византийским императорам и врученной нашему Владимиру. Современные историки, иронизируя по вопросу этой шапки, предлагают просто представить себе, как византийские императоры в жаркой Византии носят на себе этот невероятно теплый и тяжелый головной убор, отороченный соболиным мехом. Тут уж даже полное бритье головы по мусульманскому обычаю не спасло бы от кожных неприятностей. Впрочем, не в шапке дело, шапка всего лишь символ. А вот идея, которая все больше набирала обороты и пухла на глазах от собственной значимости, лучше всего оказалась выраженной псковским монахом Филофеем, который попросту связал все вышеизложенное и объявил своему государю, «что все христианские царства сошлись в одном его царстве, что во всей поднебесной один он православный государь, что Москва – Третий и последний Рим».

Эта его идея о Третьем Риме и до сегодняшнего дня так актуальна, что страшно становится. Ко всему прочему в московских умах созрела-таки идея о божественной данности московской власти. Так что, когда некий рыцарь Поппель случайно посетил Московию, подивился ее огромности и силе, а затем вернулся в свою далекую империю к германскому императору Фридриху Второму и об этом путешествии соткал хвалы Московии, император здраво рассудил, что можно бы с московитами и породниться, коли они так уж сильны, как рыцарь доносит. Император тут же послал Поппеля назад в Москву, дабы просить у московского царя руки его дочери для своего племянника, и пообещал, что в случае бракосочетания московский царь получит титул короля. Куда там! Надменно и с обидой незадачливому свату было замечено: «А что ты нам говорил о королевстве, то мы Божиею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы. Молим Бога, чтобы нам и детям нашим дал до века так быть, как мы теперь государи на своей земле, а поставления как прежде ни от кого не хотели, так и теперь не хотим». Вот и весь сказ. Иван, очевидно, поспешил забыть (или, наоборот, помнил слишком хорошо), что в Днепровской Руси был уже русский король – Даниил Галицкий, и тот свой титул принял с почтительностью, хотя больше любил именовать себя просто князем.

Венчание на царство внука Ивана Третьего Дмитрия (1498 год)

Это стремление показать царскую власть как божественный промысел вылилось, в конце концов, и в изобретении нового обряда. Теперь уже простого завещания для наследника престола было маловато. Ему предстояло пройти процедуру под названием церковное венчание на власть. Первым через этот торжественный и пышный обряд прошел его внук Дмитрий Иванович, наследник Ивана Третьего от его старшего сына Ивана (сам сын Иван умер в молодом еще возрасте, при жизни он был соправителем отца).