Поломанный Мир 4: Стражи Равновесия

– По какой такой правде ты живёшь, если врёшь мне и себе сейчас? Надо уметь врать. Это жизненно необходимо. И ты врёшь, да не о том. Что хуже – самому себе, – сетовал Лётольв.

Он понимал бедственное положение мальчишки, равно как и то, что принять решение наподобие избранного Иварсоном тот не сумеет. Быть может, никогда.

– Хочешь сказать… – Франческо напрягся. – ты норманн?

«Неужто догадался?»

Викинг ответил не сразу. Лицо его стало каменным.

– Я из норманнов. Мой отец – норманн. Но моя мать из Илантии.

Сопляк осёкся, позеленев от приступа тошноты, что поднялась к горлу. Старший видел его насквозь, ведь он и впрямь совершенно не разбирается в людях.

– И ты, гнусный лжец-дикарь, учишь меня тоже врать? Да пошёл ты, Риккардо, или как тебя там! Липовый кабард! Ты хуже гадюки! – бравировал мальчонка.

Чаша терпения у Лётольва переполнилась. Всеми гонимый, всеми отринутый. Сам по себе, как того желал Бог внутри.

Гнев овладел им. Викинг поднял на проводника руку, не подозревая, чем это кончится. А между тем сила, заключённая в теле самозванца, раскрылась.

Чекко встал, как вкопанный, и широко распахнул глаза, наблюдая, как чёрные глянцевые щупальца оплетают его тело. Он дёрнулся, в ужасе лишь пикнув. Астральный образ Лётольва вырвался из физической оболочки, напоминая огромный, на весь торс непроглядный зев Имира, окаймлённый частоколом зубов.

Щупальца, придушивая мальца, стянулись и поломали его конечности. Всплеск боли сравним с фатальным падением, и всё же малец оставался жив. Считанные секунды, пока он хоть и в тумане, но осознавал явь. Пасть приняла его, смятого, как лист бумаги, в себя и затворилась.

Всё произошло тихо и крайне быстро. Так быстро, что никто и не заметил. Сам Лётольв не успел отреагировать. Поняв, что случилось, викинг отпрянул и в ужасе оглядел себя. Никаких следов трансформации вроде порванной одежды не наблюдалось.

– Как же это так? – не понимал он.

– Солнце – враг твой, но даже лёгкая тень – друг, – объяснял Бог Тьмы. – Что ты чувствуешь, Лётольв?

Тот ответил не сразу. Сердце возвещало о целой буре ощущений. Викинг был не из болтливых и потому описал своё внутреннее состояние крайне коротко:

– Ничего плохого.

Глаза Мрака понимал, что если не наставлять протеже, он сойдёт с ума, как любой другой смертный, в чьих руках оказалась власть куда большая, чем тот может унести. А между тем от Иварсона Имир требовал правильного, благого безумия. Он сказал:

– Когда ты пожрал Орма, был в ужасе. И вообще не понял, что произошло. Потому что всё также слеп во тьме. Это временно. А сейчас всё иначе. В тени прекрасно видно мощь, которая в тебе зреет. Её надо развить. Ты стал ближе к тому, спутник. Я поздравляю тебя.

Одноглазый не врал. Со смертью мальчика викинг почувствовал некую извращенную удовлетворённость. Самочувствие резко улучшилось, будто он снова тот счастливый ребёнок из Арнфьорда, полный сил и воли к жизни.

Поглощённая плоть Орма – та вызвала лишь толику нынешних чувств. Как и тогда, Иварсон ощутил сытость, но лишь на миг. Всё же Франческо был худосочен в сравнении с носителем Тьмы, пусть и заражённым. Сытость тут же сменилась нечеловеческим голодом, ибо аппетит приходит во время еды. 

Ему вспомнилось предупреждение Имира. «Сожрать придётся много…» – процитировал его викинг, как никогда хорошо понимая смысл этих слов. Мрак, слушая его, разразился неудержимым раскатистым хохотом.

– Пока что ты только привыкаешь. Но очень скоро жить без этого не сможешь. Станешь зависим.

Как если бы ему это внушили, норманн понял: ему нужно пожрать всех выживших, какие только есть в форте. Не щадя никого. Эта мысль казалась ему вполне естественной. Они заслуживают этого, совсем другое дело – жить. 

– Хорошо всё, что идёт в прок…

Лётольв мельком отсмотрел воспоминания Франческо, подаренные его смертью. Несладкая жизнь у него, безотцовщины, была. Беспризорная и грязная донельзя. Так ещё и мать, сношавшаяся с трактирщиком за харчи, истлела от заразы, став одной из драугров.

Иварсон выдохнул, уверив себя, что ничего дурного не сделал.

Он отпустил Франческо, пускай и тот стал частью его отныне. Душа беспризорника стала составной частью его собственной. Было ли это убийство? Или же всё-таки пусть извращённая, но комплементация их сущностей?

Викинг обнажил меч и мерным шагом направился к дозорным. Пасть Имира с превеликим удовольствием приняла в себя и их. Двоих враз, слишком ошарашенных при виде антропоморфного чудовища, чтобы даже просто закричать. Цепкими, юркими щупальцами – прямиком в зев Бездны. До лязга стали дело даже не дошло, ибо Тьма, заключённая в Лётольве, до безумия оказалась жадна до мяса. Плоть выстилала дорожку для Тьмы из Абстракции в Материальный мир, где та бесновалась бы только б больше, всласть.