Иварсон посмотрел на женщину с отвращением, пусть даже он понимал, как больно ей от потери сына. Никаких поблажек про себя он ей не делал, ибо считал, что опускаться до такого, терять лицо недопустимо. Тем более, женщина, сама того не ведая, глубоко оскорбила Лётольва
Полукровку, в котором с детства сверстники взращивали неполноценность на фоне чистокровных соплеменников.
– Старая сука… – пролепетал викинг одними лишь губами, в последний момент подавив голос, чтобы пущенные невпопад слова не аукнулись ему далее.
Говоря всё это, Каролина хотела было наброситься на чужеземца и выцарапать ему глаза, чтобы хоть как-то скомпенсировать потерю сына. Лётольв оставался в сидячем положении и потому не мог легко и просто воспрепятствовать расправе. Безумная одинокая женщина добилась бы своего, если бы один из выживших не подкрался к ней сзади и не стянул бы руки за спиной.
– Каролина, перестань! Твоего сына больше не вернуть! – кричал ей пленитель. – Смирись!
– Проклятые северяне! – верещала та, отчаянно пытаясь вырваться. – Они убили Джулио! Они обрекли всех нас на голодную смерть!
В тот момент старуха выглядела точь-в-точь одержимая. Лётольв смотрел на неё, внешне оставаясь предельно холодным. Однако внутри у него роились противоречивые мысли. В противоборстве столкнулись берсерк и липовый кабард.
Норманн любит только шум волн, когда раскачивается море, и рокот шторма, что грозится ниспослать ливень. Женщину же ему хотелось просто заткнуть любым действенным способом, как и всегда.
Плевать он хотел на слёзы неверных, как и на все их проклятия и брань, обращённые к нему.
Кровь родной матери бурлила в нём, наводя на неудобные вопросы. Станет ли в Новых Королевствах Лётольв действительно своим? Если да, что для этого нужно? Достаточно ли усреднить себя до илантийца? Не будут ли на него всегда смотреть, как на человека второго сорта, бездушного кровожадного варвара?
Бог Тьмы поспешил дать один-единственный, вполне разумный ответ:
«Поверь, тебе совершенно это не нужно. Нечего распинаться волку перед овцами за их никчёмное признание. Отныне и впредь ты сам по себе. Откройся собственной сути. Иди своей дорогой. Стань тем, кем тебе предначертано быть. Не покупайся на столь никчёмные чувства. Ты больше, чем норманн или кто бы то ни было ещё. Ты Бог. По крайней мере, если взрастишь его в себе…»
И Лётольв проникся изречением потустороннего разума, пускай и тяжело до сих пор ему было отвергнуть свои былые боли. Душевные муки, которыми была пронизана вся его жизнь.
Сложно сказать, прислушался ли Лучано к стенаниям подопечной, либо же узнал из её воплей нечто, что заставило взглянуть на самозванца в однозначно тёмном свете.
Предводитель выживших увидел солнце в бойнице, понимая: рассвет наконец наступил. Теперь-то чужака можно со спокойной душой прогнать.
– Тебе придётся уйти, кабард, – сообщил старший.
Каролину наконец оттащили туда, где она спала. Старуха рыдала, не переставая. Остальные перешёптывались, не решая продавливать конфликт и далее. Дети сидели, как несмышлёные котята, молча и ничего не понимая. Лётольв и сам хотел поскорее убраться отсюда. Он встал, отряхиваясь от грязи донжона и людей, здесь живущих, и сказал:
– Спасибо, что приютили.
– Чекко, проводи нашего гостя до ворот, – сказал Лучано.
Он встал на ноги, прошёл к бойнице, выглянул на улицу. Небо над Провинцией успело расчиститься, так что солнце беспрепятственно ворвалось в низины, заливая цветочные поля, окрестные леса и затонувший Кутро алым золотом. Значит, ворота можно открывать безбоязненно. Он свистнул часовым – и задребезжал металл.
Викинг направился к выходу. Чекко увязался за ним. Норманн не оборачивался, резво спускаясь во двор. Мальчонка еле поспевал за ним.
Когда они вышли на свежий воздух, Лётольв смерил проводника чёрным взором и спросил озлобленно:
– Что ты ей наплёл?
– Сказал всё, как есть, – не стал врать парнишка.
– Плешивый был прав. Ты ещё слишком глуп и плохо разбираешься в людях, – холодно бросил ему Лётольв, точно плюнул, и направился к отворенным воротам.
Юнец остолбенел от услышанного, будто сражённый молнией. Наконец он опомнился и бросился за викингом, крича вслед:
– Эй!
Франческо нагнал викинга уже в проёме врат староимперского форта и потянул за рукав. Тот остановился в тени и повернулся к нему, продолжая испепелять взглядом. Мальчонка отдышался и сказал:
– Я всю свою жизнь жил по правде! С чего бы мне врать или недоговаривать?
– Не пойму, – проронил Иварсон, опустив глаза, – с чего ты это взял? Ты пресмыкаешься перед людьми, обречёнными на погибель. Сглатываешь все те словесные помои, которыми они в тебя плюют. Мечешься, но не можешь понять очевидного: они тебе не друзья. Для них ты – пустое место. На твоём месте я бы удрал от них при первой удобной возможности…
– Ты не понимаешь, чужак! – парировал Чекко, всплеснув руками. – Без них я не протяну. Один я и сам сдохну! Я никогда не был совсем один…