Полонянин

Подгудошник оттолкнулся от земли и встал на ноги.

– Тьфу! – смачно сплюнул он. – Только руки в грязи изгваздал.

– Держи, – протянул я ему бубен.

Он отряхнул ладони, подобрал с земли свою суму и запихнул в нее бубен.

– Ну? И что теперь? – спросил подгудошник.

– Не знаю, – пожал я плечами.

А тут и помощь подоспела. На дороге появился наш давешний знакомец. Мужик-огнищанин проехал через разоренный посад и направил свой воз прямо к нам.

– Что? – спросил он, натягивая вожжи. – Не хотят вас впускать?

– Не-а! – крикнул ему что есть мочи Баян.

– Чего орешь-то? – Огнищанин засунул мизинец в ухо. – Я же сказал, что не глухой, а только с глушью.

– Ну, извини, – поклонился ему подгудошник.

– Ладно, – махнул в ответ мужик рукой.

– Добрый человек, – обратился я к нему. – Подскажи, что делать нам? Как в град попасть?

– Погоди. – Огнищанин слез со своих бочек, подошел к воротам, задрал голову вверх и закричал что-то на непонятном мне языке. [84]

Из бойницы над воротами показалось бородатое лицо. Горожанин в ответ мужику затараторил сердито.

– Ась? – приставил огнищанин ладошку к уху. Горожанин снова что-то стал доказывать, несколько раз ткнул в нашу сторону пальцем, дважды ударил кулаком по раскрытой ладони, а потом выпучил в притворном страхе глаза, угукнул филином и замолчал. Наш заступник его внимательно выслушал, кивнул головой и сказал в ответ пару коротких отрывистых слов. Я поймал себя на том, что стою раскрыв рот. Взглянул на Баяна, а тот едва смех сдерживает.

– Гляди-ка, Добрый, – шепчет, – как немчура кривляется. А Карась тоже хорош.

– Интересно, – я ему так же тихонько, – о чем они там разговор ведут?

– И так понятно, – отвечает подгудошник. – Решают, где соли добыть, чтоб нас пресными не жрать.

– Типун тебе…

– Не, – перебил Баян. – Типуна не надо. Я с типуном петь не смогу.

– Так плясать будешь да на руках бегать. У тебя ловко выходит.

Между тем странный разговор у ворот закончился. Горожанин скрылся, но спустя пару мгновений вновь появился в бойнице. Выкинул огнищанину увесистый узелок, махнул рукой и пропал. На этот раз окончательно. Мужик поймал узелок, вздохнул и направился к нам.

– Не пустят они вас, – сказал он. – Напуганы сильно. Люди в Муроме тихо живут. Никого не трогают, но и себя трогать не дозволяют. А тут зараз столько напастей. Говорят, что не успели от булгар отбиться, как вы приперлись, – взглянул на нас строго. – И непотребства разные творить начали.

– Какие еще непотребства?! – возмутился Баян.

– Вы девку ихнюю пугали?

– Не пугали мы ее, – ответил я. – Догнать только хотели, чтоб узнать, что тут случилось.

– Значит, пугали, – кивнул мужик и к Баяну повернулся: – Ты ногами небо пинал?

– Как это? – удивился подгудошник.

– Ась? – сощурился огнищанин, видно, Баяна не расслышал.

– Я говорю: как я его пинать-то мог? Оно же вона где! – поднял он руку кверху.

– А они, – кивнул он на стену града, – говорят, что ты в небо ногами тыкал.

– Это было, – смутился Баян. – Я же их порадовать хотел…

– И при этом огорчил сильно, – сердито сказал мужик. – А он, – кивнул он на меня, – гром и бурю призывал. В бубен лупил. А Мосю ихнему это не по нраву.

– Кому? – спросил я.

– Мосю, – ответил мужик. – Это у них что-то вроде нашего Богумира. Отец всех муромов и хозяин неба и земли. [85] Земля Мосю мать родная, а Небо – отец. А ты, – взглянул он на Баяна с укоризной, – в отца и ногами…

– Так я же не знал…

– И на землю плюнул, – подытожил мужик. – А для них это обидно очень.

– Ну и что делать? – спросил я.

– Заголять да бегать, – ухмыльнулся огнищанин.

Помолчали мы. Я растерянно, а мужик задумчиво.

А пока молчали, стригунок к Баяну подошел. Мордочкой своей его в плечо ткнул. Губами мягкими щеки подгудошника коснулся.

– Ой, – втянул голову в плечи Баян, – щекотно.

Погладил он жеребенка рукой, а другой из сумы тряпицу достал. Развернул, а там корочка хлебная. Мы ее на черный день берегли.

– На-ка, – протянул ее стригунку. – Вкусный хлебушко.

Жеребенок пошамал губами по ладони, взял хлеб, зажевал.

– Смотри, Добрый, – подгудошник улыбнулся. – Нравится коньку хлебушек.

– А вы зачем сюда нагрянули? – подал голос огнищанин. – Дело у вас или прячетесь от кого?

– Человека я ищу, – сказал я. – Говорят, он в здешних местах обитает. Хотел в городе разузнать про него.

– Что за человек?

– Может, ты слышал…

– Откуда ему, – тихонько мне Баян шепнул. – Он же с глушью.

Одернул я подгудошника, а мужику сказал:

– Григорием его зовут. Пустынник он.

– А зачем он тебе? – спросил мужик.

– Ох и смешной ты. – Баян стригунку по шее похлопал. – Ну, иди. Иди к мамке. Слышишь фыркает, знать соскучилась по тебе.

И стригунок послушался. Он повернулся и, помахивая хвостом, пошел к возу.

Но там его вовсе не ждали. Со стороны казалось, что мой Буланый и кобылка огнищанина о чем-то беседуют на своем конском языке. Буланый качал своей большой головой, словно рассказывал о тех далеких землях, из которых он прибыл в этот забытый богами угол Мира. А кобыла переминалась с ноги на ногу и обмахивалась хвостом, будто внимательно слушала рассказ залетного красавца.