Половецкие войны

За окнами темнело, наступал вечер, Коломан велел зажечь свечи в огромных семисвечниках. Угрюмый замок утонул в переливах яркого света, казалось даже, стало теплее, горб короля перестал ныть. Коломан отложил в сторону книгу в тяжёлом деревянном окладе, костлявыми жёлтыми руками с длинными тонкими пальцами застегнул медные застёжки. Не читалось сегодня, не шла книжная премудрость в голову, клокотало всё внутри, не терпелось примерить то, заветное, к чему так долго стремился и что, как дорогой наиценнейший подарок, преподнёс ему вчера в этом замке на голубом шёлке чернобородый богатырь-великаш.

Поднявшись с лавки и привычно стуча посохом по каменным плитам, Коломан приказал слугам позвать королеву. Взяв в десницу свечу, он стал спускаться по высокой, уложенной цветастыми коврами лестнице на нижний ярус замка.

Фелиция не заставила себя ждать. Не успел Коломан сойти с крутых ступеней, как услышал за спиной её торопливые шаги.

Они проследовали в палату с низким сводчатым потолком.

– Сядь, моя королева. – Коломан указал на длинную скамью. На поясе его звякнула заблаговременно взятая у камерария связка ключей. Дрожащими от внезапного волнения руками он отпер огромный медный ларь и вытащил из него перетянутый ремнями короб.

– Что всё это значит? – удивлённо спросила Фелиция.

– Сейчас увидишь. – Коломан лукаво подмигнул ей. – Здесь заключено наше с тобой великое богатство.

– С какой это поры ты сделался скупцом? Попрятал добро по ларям и сидишь на нём. Лучше купи нашему сыну доброго коня. Золото в сундуках – мёртвое золото. Сам такое говорил. – Королева презрительно хмыкнула.

– Говорил, да не про то золото. Ты права, золото должно ходить, вот и мои денарии пустили в оборот в Киеве пронырливые евреи. А такое золото, как лежащее здесь, в коробе, не дано иметь простолюдинам и даже богатым купцам и баронам, оно – достояние королей.

Коломан развязал ремешки, открыл короб и вынул оттуда что-то завёрнутое в лиловую шёлковую ткань, украшенную золотистыми крестиками.

– Смотри! – Резким движением он откинул шёлк. Перед глазами изумлённой Фелиции сияла в свете свечей большая усыпанная рубинами, яшмой и бриллиантами зубчатая корона.

– Корона хорватских королей – Трпимиричей![257] – восхищённо прошептал Коломан. – Вот она, моя королева. Я держу её в руках, она моя! Я завоевал её! Ты понимаешь, глупышка моя?! Я во второй раз становлюсь королём, а ты отныне королева сразу двух государств!

У Фелиции аж вытянулось лицо. Она изумлённо уставилась на довольного Коломана, затем медленно приподнялась и дотронулась до золотых зубцов короны.

– Не может быть! – вырвалось у неё. – А король Петар?!

– Погиб в бою на горе Гвозд[258] с моими войсками. Да его свои же великаши предали. Приехали вчера, ты ведь сама их видела. После пира они и отдали мне эту корону. Сам римский папа Пасхалий[259] утвердил её за мной. Есть его хартия с золотой печатью. Договорились о коронации в Биограде[260].

Фелиция вдруг задумалась, взглянула на Коломана и неожиданно спросила:

– Зачем тебе две короны? Не возденешь ведь сразу обе на голову. Сам носи корону мадьяр, а корону хорват отдай Ладиславу.

– Что ты несёшь, полоумная?! – ужаснулся и отпрянул от неё Коломан. – Кирие элейсон! Грехи тяжкие! Ты думаешь ли, что болтаешь?! Вот дура жена мне досталась! – Он в отчаянии всплеснул руками. – Корону мне отдали, поняла, мне, а не Ладиславу! Великаши заставили меня утвердить их вольности. В Хорватии будет сидеть выбранный ими наместник – бан. А если сейчас посадить к ним на престол твоего придурка, они сразу же откачнут от нас, будут искать союза с германцами, с Венецией, с Ромеей. Скажут: звали Коломана, уговаривались с ним, а он подсунул нам какого-то байстрюка. Папа Пасхалий тоже будет недоволен.

– Ты прав. – Фелиция, превозмогая досаду, улыбнулась.

– Или плохо быть королевой? Какая ещё женщина может похвастать, что достигла подобного величия?! Ты смотри, смотри, как переливаются смарагды! А алые гроздья рубинов как хороши! Кирие элейсон!

Коломан взял корону и бережно воздел её себе на чело.

– Тяжёлая! К земле клонит. Но я выдержу. И не такую тяжесть выдерживал. Этой короне почти двести лет. Я читал в ромейских хрониках. Первым был коронован ею князь хорват Томислав[261] в 925 году от Рождества Христова. В Сплите, на Ядранском море. Томислав был великим правителем. Много лет воевал он с моим предком – князем Жольтом[262]… Жольт, Томислав… Девятьсот двадцать пятый год… А сейчас у нас тысяча сто второй… Без малого двести лет минуло… Что осталось от этих правителей? Мог ли думать князь Жольт, разбитый хорватами, что корону злейшего победоносного врага наденет его собственный внук!

Корону положили обратно на лиловый шёлк. Потом Коломан надевал её на голову Фелиции, королева смеялась, поправляя седые волосы, он смотрел на неё и, кривя уста, говорил словно бы сам себе:

– Настоящая королева! Сколько в ней величия! Не какая-нибудь полудикая девка!