Половецкие войны

И не знал, не догадывался Коломан, что жить Фелиции осталось менее двух лет. Отбросив надменность и важность, цвела стареющая королева, хохотала, хлопала в ладоши от радости, как маленькая несмышлёная девчонка.

Ночью, когда они лежали в опочивальне под огромными беличьими одеялами, она болтала о предстоящей церемонии коронации, расписывала одежды придворных и иноземных послов, а Коломан, слыша её хрипловатый голос, почему-то снова стал думать о бренности бытия, о Томиславе, Жольте, римских крепостях. Так и уснул он в конце концов, и приснился ему бездонный ларь, из которого папский легат[263] одну за другой вытаскивает и ставит на стол короны, такие разные. Здесь и папская высокая тиара, и другая корона, причудливо сплетённая из тонкой сканки, маленькая, как шапочка монаха-бенедиктинца, и третья – в форме длинного узкого цилиндра с рубиновыми подвесками.

– Всё это – твоё, – говорит легат. Коломан слышит его сатанинский смех, вдруг прямо на глазах легат превращается в чёрта, на голове у него вырастают рога, и короны тоже превращаются в маленьких, мельтешащих, прыгающих по столу чертей с длинными хвостами, увенчанными кисточками.

– Неподобное снится. – Коломан проснулся в холодном поту и стал размашисто креститься и шептать молитву.

Он искоса глянул на громко храпящую у стены Фелицию. Вот спит себе, никаких забот, одни наряды на уме.

Король неслышно соскользнул на пол, набросил на плечи кафтан и поковылял к горящему камину.

Глава 49. В городе Константина

Солнце заливало широкие площади, отражалось сиянием на куполах многочисленных церквей и соборов, слепило глаза, вызывало на челе обильный пот. В самый разгар дня огромный город затихал, закрывались двери ергастерий[264] и торговых лавок, безлюдными становились улицы, тишина царила в порту на берегу бухты Золотой Рог. Ближе к вечеру, когда с моря повеет прохладой, снова зашумят торжища, толпы людей заполонят площади, и жизнь в столице империи ромеев закипит с новой силой.

Один император, кажется, и в дневные часы не знает отдыха. Во Влахернском дворце, расположенном в дальнем северо-восточном углу Константинополя, только и слышны шаги по каменным плитам. Снуют гонцы, придворные несут базилевсу срочные вести, вельможи в долгих одеяниях и иноземные послы шепчутся по углам.

Повсюду у базилевса Алексея Комнина есть тайные соглядатаи, следящие за тем, не собираются ли где заговорщики, не готовят ли новый мятеж недовольные динаты[265] или столичная знать.

Император устал от шепотков, заговоров, мятежей, интриг, но куда от всего этого денешься? В последнее время стали у Алексея болеть ноги, распухали они, так что и на коня не влезть, и даже ходить становилось трудно.

Зато дела в империи ромеев вроде бы налаживались. Ещё несколько лет назад находилась Ромея на грани гибели, но, с Божьей помощью, удалось победить одних лютых врагов – печенегов (правда, понадобилась тут императору не только помощь Божья, но и половецкая), а затем внял его слёзной мольбе римский папа Урбан, призвавший западное рыцарство в Крестовый поход против других врагов империи – турок-сельджуков. Крестоносцы освободили Иерусалим от засилья неверных, отогнали турок от границ империи и основали в Палестине и Сирии свои государства: королевство Иерусалимское, княжество Антиохия, графства Триполи и Эдесса. До самого Евфрата донесли они святой крест. Неохотно весьма, но принесли вожди крестоносного воинства вассальную присягу базилевсу. Впрочем, среди них разные были люди. Одни могли стать крепкими союзниками, другие же были Алексею давними недругами. И проще ли будет жить с ними в соседстве, чем с турками, ещё большой вопрос.

Император тяжело поднялся с кресла, шурша одеждами из дорогой парчи, вышел на просторный балкон, глянул окрест.

Внизу неторопливо катились, разбиваясь о берег, волны. Мириадами звёздочек отражались на глади морского залива Золотой Рог солнечные лучи. Вдали скользили рыбачьи лодки с надутыми разноцветными парусами.

Император вернулся в покой и зазвонил в серебряный колокольчик.

– Протопроедра[266] Татикия ко мне! – приказал он.

Яйцеголовый вельможа с золотым протезом на месте носа не замедлил явиться и пал ниц перед базилевсом.

– Встань, Татикий! – взмахнул рукой император. – Какие ты имеешь последние сведения из Руси? Хочу знать всё, что там творится.

– О автократор! Русские князья, по рассказам верных нам людей, собираются мириться, чтобы вместе идти в поход против куманов.

– Пусть так. Меня волнует другое. – Базилевс наморщил чело. – Архонт Владимир Мономах пригрел у себя очередного Лжедиогена и даже выдал за него замуж свою дочь Марицу. Чего он добивается? У себя в городе Переяславле он собирает патрициев и спафариев, недовольных нашей властью! И я, император ромеев, не могу расценить такие действия иначе, как враждебные нам.

– Это так, о автократор! Восхищаюсь твоей мудростью! – По устам Татикия скользнула льстивая улыбка.