Арсланапа послал за подмогой к Бельдюзу, но хан, выслушав его окровавленного гонца, злобно выругался и процедил сквозь зубы:
– Погубил своих ратников, теперь моих погубит! Нет! Сам поведу лучших батыров степей в битву и разобью проклятых урусов!
…Князь Святополк был плохим полководцем, вечно бегал он от половцев – и на Стугне его били, и на Желани, и не раз самые окрестности Киева безнаказанно разоряли кочевники – весь этот позор вынужден был он терпеть. Терпел он и сейчас, лицо его казалось каменным, неживым, напрасно бросал на двоюродного дядю выразительные взгляды живчик Ростислав. Так, в бездействии, долго стояла вторая линия киевлян и черниговцев. Но в то мгновение, когда сорвалась атака Арсланапы на левое крыло, великий князь вдруг безотчётно почувствовал: пора!
«Доколе сожидать!» – пронеслось у него в голове. Потрясая длиннющей чёрной бородой, Святополк резким движением вырвал из обитых серебром ножен кривую саблю и рявкнул:
– Ступаем! Ростя, за мной держи!
Глаза паробка, чёрные и большие, зажглись радостным огнём.
В лазоревое небо взвились великокняжеский стяг с парящим соколом и знамя Киева – крылатый воин на небесно-голубом фоне.
Дружинники на полном скаку вознеслись на холм, оставив за собой на земле чёрные глубокие борозды, и с громовым кличем вклинились в половецкий строй. В дело снова пошли сабли, сулицы, мечи. Будучи слабы в пешем бою, с конными дружинами половцы сражались без всякого замешательства, теперь они очутились в своей излюбленной стихии. И невесть чем кончилась бы лихая сабельная рубка, но на подмогу дружинникам подоспел и внезапно ударил по половцам сбоку осмелевший киевский полк Путяты. Потеряв много людей в коротких стычках с пешцами, Арсланапа стал отходить влево, пятился, изворачивался, уклонялся от прямого боя. Неповоротливые худые половецкие кони топтались на месте, всадники тщетно пытались взнуздать их и не в силах были сдержать натиск русов. Арсланапа с досадой видел, как один за другим падают вокруг него лучшие воины. Вот бек Кчий, удалой батыр-рубака, получив стрелу в грудь, страшно вскрикнул, скорчился от боли и повалился под копыта коней, в кровавое месиво.
На выручку бегущим с поля боя остаткам орды Арсланапы двинули своих ратников Урусоба и Бельдюз. Голодные слабые кони лишали степняков быстроты, и любой внезапный удар русских дружин мог теперь окончательно определить исход сражения. Бельдюз, понимая это, шёл вперёд с оглядкой. По его знаку стрельцы залпами осыпали дружину Святополка тучей стрел. Хан старался выманить на себя хотя бы передние русские отряды, чтобы потом натиском с обоих крыльев внести сумятицу в ряды русов, разорвать строй пешцев и одержать блистательную победу, такую, какую одержал когда-то покойный Тогорта на Стугне. Иначе – хан знал – его ждёт гибель или, может статься, позор плена.
Половцы обрушили основной удар на выдвинувшуюся вперёд дружину Вячеслава Ярополчича. В суматошной схватке почти все его ратники были перебиты, а сам князь, дважды раненный в плечо и в грудь, чудом выбрался из окружения и, пустив коня в галоп, бросился просить вспоможения у Святополка.
Великий князь спокойно выслушал сетования разгневанного племянника.
– Поганые всю мою дружину иссекли, вы же с Ростиславом и черниговцами тако ко мне и не подошли! Дождёшься, стрый, всех нас в куски изрубят! – горячился Вячеслав Ярополчич.
– Ты старших не учи! – огрызнулся Святополк. – Ступай-ка лучше подлечись. Шуйца вон искровавлена вся. Из груди тож кровь сочится. Неча на рожон лезти было!
Вонзив бодни в запавшие бока своего коня, великий князь крикнул дружинникам:
– За мной! Добьём орду поганых!
Сеча закипела с новым ожесточением.
…Правое крыло русской рати, где стояли переяславцы, всё ещё не вступало в бой. Воевода Дмитр с трудом подавлял владевшее всем его существом отчаяние. С горечью думалось: неужели не суждено ему обагрить меч вражеской кровью?! Неужели так и не доберётся он до проклятого солтана?!
Но вот наконец князь Владимир подозвал его к себе и коротко приказал:
– Ставить стяг!
Знамя всколыхнулось высоко над головами воинов. Исполненный силы лик Спаса смотрел на них и словно призывал идти на врага. Звеня булатными мечами, переяславцы рысью понеслись навстречу свирепо свистевшим ордам. Удар Мономаховой дружины получился настолько неожиданным и мощным, что половцы сразу дрогнули и, почти не вступая в бой, бросились врассыпную.
Бельдюз понял, что потерял последнюю надежду, ибо его воины обратились в беспорядочное бегство, утратили веру в успех, и каждый из них лелеял теперь в душе одну-единственную трусливую мысль – уйти от погони. Но кони, усталые и голодные, скакали неохотно и медленно. Русы без труда нагоняли половцев и наотмашь рубили их саблями и мечами.
Степняки огрызались, многие из них, понимая, что уйти не удастся, принимали безнадёжный бой, рубились яро, жестоко. В отчаянной рубке многие дружинники сложили головы.