Половина души. Смерть с ароматом жасмина (СИ)

Элизабет задергалась, кандалы из заговоренного серебра жгли ей запястья. Она шипела сквозь стиснутые зубы, но продолжала сопротивляться. Тонкая белая кожа на изящных кистях дымилась и покрывалась волдырями. Я задержала дыхание и мельком глянула на свои руки. Кандалы не причиняли мне физического вреда, ничего такого, что наблюдалось у Элизабет. Они сдерживали мою ментальную силу, подавляли вампирскую суть. Это плохо или хорошо? Могу ли я высвободиться? Стоило попробовать, но не сейчас, когда внимание всей нежити в зале сосредоточенно на мне и вампирше рядом. Гули боязливо подбирались к нам, двигаясь на четвереньках — плавно и в то же время нервно. Их уродливые морды были перепачканы кровью, обнаженные тела, обтянутые мертвенно-серой кожей исполосованы, будто от них отбивался дикий зверь. Много диких зверей, и гули оказались сильнее. Я осторожно перевела дух. Значит, в подземелье они устроили пир и перебили всех вампиров. Проклятье! Где же остальные? Сколько же их еще там еще?

Мари-Бэлль опустошила все кладбища в округе и привела их в склеп. Прикрыв на миг веки, я вновь открыла глаза и медленно подняла их на вампиршу. Укол гнева придал смелости, и смотрела я на нее, ничего не чувствуя, лишь ледяную пустоту. Они основательно подготовились к уничтожению действующего совета. Отлично, а что дальше? Их не примет сообщество, и вампиры вновь окажутся вне закона. А полукровки разбредутся по миру людей, смешаются с толпой. Это и был их план?

Элизабет таращилась расширенными глазами на подползающих тварей. Один из них, самый крупный, приблизился к Мари-Бэлль, потерся щекой о подол ее платья. Она погладила его по лысой голове, как верного пса.

-Нет, Мари-Бэлль! Ты так не поступишь со мной! — закричала Элизабет и зарыдала, вжимаясь в стену. Как будто это могло помочь. Словно так она оказалась бы в недосягаемости.

-С чего ты взяла? — рассмеялась вампирша, потрепав за ухо гуля.- Ты никогда мне не нравилась, а сегодня и вовсе переметнулась на сторону слабаков и трусов.- Она оборвала речь, выпрямилась и переменилась в лице. Улыбка разбилась, глаза вспыхнули ледяным светом, кожа засияла, будто внутри кто-то включил свет. И вид у Мари-Бэлль в этот миг был нереальный, неживой, как у статуи, искусно вырезанной из драгоценного камня. Она глянула на вампиршу в кандалах и оскалилась, показав кончики клыков.- Настало время решительных действий, Элизабет. Этой ночью все, наконец, решится, и наши враги сложат головы. Ты оказалась среди них, и это твой выбор. А мне нисколько не жаль.

Самый смелый гуль подобрался к Элизабет, жадно принюхиваясь и раздувая ноздри. Запах крови манил его, мешая выполнить приказ. Обычный рацион гулей — падаль, гниющая плоть в сырой земле. Но свежая кровь…. Особое лакомство, которое так редко им достается. Я рефлекторно вжалась в стену, забыв про воздух. На Элизабет не было ни царапины, в отличие от меня. Из раны на голове все еще сочилась кровь, и, судя по морде гуля, поднятой и обращенной ко мне, он это почуял. Но от поскуливающей вампирши несло страхом так, что я им давилась. Тварь на полу никак не могла определиться, с кого из нас начать. Она заметалась, перебирая когтистыми руками, но Мари-Бэлль зарычала и топнула ногой. Сила рябью раздалась от нее по залу, поднимая волоски на теле, пламя свечей заколыхалось. Тени на стенах зловеще вытянулись, затрепетали и кинулись вниз. Время остановилось — на мгновение. Сердце мое пропустило удар, и я увидела, как гуль покорно метнулся к Элизабет и зашипел, разинув пасть с частоколом грязных клыков.

-Пошёл вон! — она завизжала и попыталась ударить его туфелькой.

Тишина рассыпалась, пульс заколотился в горле, оглушив меня на несколько секунд. Моргая, я таращилась то на гуля, то на вампиршу и старалась не шевелиться, чтобы не привлечь его внимание. Какой-то частью себя я сочувствовала Элизабет, но голос разума напоминал о том, кто она на самом деле — садистка, взбалмошная стерва с синдромом вечного подростка. Я видела своими глазами, как она убивала невинных людей, вампиров и наслаждалась их муками. Вкушала их страх и высасывала жизнь, как дорогое вино. И если уж вопрос станет между мной и ней, то я не буду колебаться. Определенно не я.