Голова пошла кругом. Я хотела закрыть лицо рукой, дернула ею, но лишь звякнули кандалы. Обреченно прикрыв веки, прислонилась затылком к стене и вновь их открыла. Джозеф стоял и смотрел на Алекса. Лицо его было непроницаемо — полностью лишено выражения. Прекрасная статуя, если только у статуи глаза могут сверкать. Его роскошный черный костюм поблескивал в полумраке, разгоняемом сотнями огней зажженных свечей. Светло-голубая рубашка была расстегнута до середины груди, и виднелся треугольник бледной кожи. Лучше я буду пялиться на Джозефа и думать о том, как он в действительности хорош собой, чем вслушиваться в звуки рвущейся плоти, принюхиваться к запахам крови и гнилых тел, покрытых язвами и сырой землей. Сглотнув, я невольно издала тихий, едва различимый стон. Джозеф повернул ко мне донельзя непроницаемое лицо, даже глаза оказались пустые. Но он был опасен, чертовски опасен и силен. Я чувствовала, как его воля заполняет зал. Она распускалась в воздухе подобно аромату духов, заряжала его потрескивающей энергией. Когда она легким и медленным дуновением ветра коснулась моего тела, по рукам поползли мурашки. Он не бездействовал, а мысленно общался с Антонио. И незаметно затоплял собственной силой помещение, чтобы в нужный момент охватить всех и вся и раздавить. Я видела ее в действии в ночном клубе, но тогда он успокаивал паникующую толпу людей. Смертные — безропотны и податливы, впитывают магию, как губки, каждой порой кожи, каждой клеткой тела. Вампиров так легко не перехитрить — у них частичный иммунитет к темной силе. Их сознание не затуманить без определенных усилий и жертв. Но Джозеф был способен на многое, а я и представить не могла — на что именно. Он стоял на своем месте и обрушивал силу на нас, не нуждаясь для этого в прикосновении. Вероятно, он мог измолоть каждому в зале кости в порошок с безопасной дистанции. Вероятно. Но я еще не решила, хочу ли знать это наверняка.
Крик Элизабет вернул меня в зал. Я снова слышала и видела то, что не хотела видеть и слышать. Вонь, повисшая в воздухе, забила ноздри, прилипла к корню языка. Мари-Бэлль смеялась звонко, отрывисто, истерично. Звук ее голосе резал меня тупым ножом. Усталость навалилась тяжелым колючим одеялом дрожи. Холодный пот проступил на лбу, спине и груди, футболка, местами загрубевшая от засохшей крови, пропиталась и прилипла к телу.
До слез хотелось отодрать ее и почесаться. Закусив губу, я стерпела, но самообладание вытекало из меня, как вода из разбитой чаши. Мари-Бэлль кружила в центре зала, пританцовывая и размахивая кружевным подолом платья. Радовалась чужой боли, как дети дождю знойным летним днем. Воспользовавшись общим оцепенением, Алекс поплыл к Стюарту, и сила текла за ним черным туманом. Застыл перед ним, овеянный аурой своей мощи. Оказалось, что он значительно ниже ростом, но это не помешало ему глядеть на Стюарта свысока.
-Ты следил за мной, я знаю, — прошипел он ему в лицо. Снова от его голоса у меня кожа натянулась.
Стюарт глянул на Алекса сверху вниз с пренебрежением, всмотрелся в лицо и чуть нахмурился.
-Что ты несешь? — процедил вампир, и от него изошел нарастающий порыв силы.
Алекс стиснул зубы, заскрипел ими, и черный туман расстелился по полу вокруг мужчин. Тени выныривали из него, как утопающие из бурлящей пучины, и снова исчезали. Его сила заключалась в них, в способности их призывать и объединять. Потрясающе! А у меня за пазухой умение вышибать двери, да еще и пушку отобрали.
-Антонио приставил ко мне одного из своих вампиров, — низкий зловещий голос Алекса прополз у меня по позвоночнику.
-Ну, а я тут при чем? — хлестнул жаром голос Стюарта.
-Ты давал ему обед верности! — прорычал Алекс, глядя на него в упор.
Я вздрогнула, едва-едва зазвенели кандалы. Но один из гулей заметил — отвалился от раны на плече Элизабет и двумя плавными движениями перекрыл между нами расстояние. Я старалась не смотреть вниз, не встречаться с ним глазами, прислушиваясь к колотящемуся в ушах сердцу, силясь дышать медленно и ровно. Гуль принюхался, тихо заскулил… и придвинулся ближе. Прижался щекой к моему бедру, сев на колени. Я подавила сдавленный вскрик и тут же на себя разозлилась. Если уж так вышло, то я не буду подыхать, хныча. Участь полукровки, как оказалось, не хуже смерти. Я зря переживала.
Твою же мать! Истерический смешок застрял в горле, гнев поднялся из глубин тела и пролился до кончиков пальцев. Он всегда придавал мне сил — сделав один глубокий вдох, я посмотрела вниз и встретила взгляд гуля с пустым, спокойным, нейтральным видом. Неизвестно, сколько я так смогу выдержать, но очень постараюсь.