Половина Луны (СИ)

Спустя час после того, как к царевичу Говишанаке вернулось сознание, две колесницы неторопливо пылили по дороге, двигаясь друг за другом в сторону Паталипутры. В обеих сидели укутанные по самые глаза бывшие царевны в помятых сари с растрёпанными причёсками. Ноги и руки несчастных были крепко связаны. Говорить бедняги тоже не могли из-за кляпов во рту.

Гови управлял своей колесницей молча, не пытаясь сказать Стхулбхадре ни слов утешения, ни слов упрёка. Бхутапала, наоборот, не затыкался ни на минуту, кляня Индраджалика и Дхана Нанда на чём свет стоит и обещая закатить нешуточный скандал во дворце у ненавистного младшего брата.

Обещанного скандала, разумеется, не вышло. Въехав на главную площадь, Бхутапала сообразил: громкое оповещение на всю столицу о том, кем на самом деле является его законная супруга, станет в первую очередь позором для него самого, поэтому передумал и решил действовать тихо. Отмахнувшись от растерянной Даймы, держащей в руках поднос с лампадой и пытавшейся на ходу устроить внезапно прибывшим царевичам церемонию встречи, Бхутапала выудил «жену» из колесницы, перекинул, словно мешок с мукой, через плечо и понёс во дворец. Гови, проследив за братом, швырнул поводья первому попавшемуся на глаза слуге и попытался повторить действия Бхутапалы. Однако у него ничего не вышло. Жена, благодаря его усилиям, изрядно потяжелела за дни, проведённые ими в любви, согласии и в застольях. Осознав в полной мере своё фиаско, Гови суровым голосом приказал подать прочный паланкин и прислать двух крепких носильщиков прямо к колеснице. Его повеление было мгновенно исполнено. Кое-как взгромоздив связанного Стхулбхадру на паланкин, Гови, отдышавшись, сказал слугам нести «возлюбленную супругу» прямо в покои Дхана Нанда, куда, вне сомнений, направился уже и Бхутапала с несчастным Индраджаликом, перекинутым через плечо.

Дхана Нанд и не подозревал, что его потревожат в сладкие минуты отдыха, когда он посреди дня принимал омовение в купальне перед очередным утомительным заседанием в сабхе. Высокий и худой мальчик лет двенадцати, стоявший позади самраджа и обмахивавший того опахалом из павлиньих перьев, едва не выронил своё орудие труда из рук, когда увидел двух вспотевших, красных от гнева царевичей, раскидавших охрану, вломившихся к царю и бросивших к его ногам собственных связанных жён с закрытыми наполовину лицами.

Самрадж Дхана Нанд проявил редкостную сдержанность. Смерив обоих братьев скептическим взглядом, отпил из своей чаши освежающий ароматный ласси и, отставив чашу в сторону, тягучим голосом спросил:

— И что бы это должно означать? — он махнул рукой слуге, давая понять, что тому необходимо быстро исчезнуть. Привыкший понимать своего господина с полуслова, опахальщик растворился в воздухе.

Бхутапала дёрнул за уттарью и стащил её с лица Индраджалика.

— Взгляни сюда! Кто это, узнаёшь?

Дхана Нанд склонил голову набок, изобразив удивление.

— Надо же, — всплеснул он руками. — Неужели Индраджалик? Тот самый, который был скормлен тиграм в прошлом году? Вот сюрприз!

— Есть и второй сюрприз! — Бхутапала, проигнорировав слабый протест Гови, сдёрнул уттарью со второй «царевны», лежащей связанной на полу и что-то невнятно мычавшей сквозь кусок ткани во рту. — А это кто, по-твоему, братец?

Два круглых тёмно-карих глаза, в которых застыл смертельный ужас, смотрели на сурового царя с лица упитанного восемнадцатилетнего юноши, безмерно любившего сладости.

— О! Неужели и мой любимый повар здесь? — ничуть не смутился Дхана Нанд. Воздев руки к потолку, самрадж выдохнул с благоговением. — Чудеса да и только! Надо будет устроить пир по такому случаю.

— Хватит ёрничать, брат! — не выдержал Бхутапала. — Ты знаешь сам, что сотворил с этими тремя предателями. Точнее, с пятью! Я уже в курсе, что Мура и Чанакья тоже были превращены, только их судьба — пребывание в шкуре медведей.

— Допустим, Мура уже расколдована, ибо я сам понял, что тёща-медведь — это как-то нехорошо выглядит. Портит, так сказать, и семейный портрет, и родословную будущего ювраджа. Впрочем, если эта наглая пиппаливанская махарани будет опять на моих нервах играть, я ей напомню про царя Джамбавана. Если уж Кришне тесть-медведь не помешал, то и мне тёща-медведица сгодится, — пробормотал Дхана Нанд, отпивая ещё немного ласси. — А вот Чанакья ещё в плену, — добавил он. — Но за него даже не просите. Не отпущу. Пусть сидит в клетке, пока не сдохнет.

— А я и не собираюсь просить за Чанакью!!! — возмущённо заорал Бхутапала. — Мне плевать на него, пусть хоть завтра окочурится, и его тело до костей склюют коршуны!!! Я пришёл, чтобы спросить: какого бхута ты выдал двух шудр за меня и Говишанаку?! Ты настолько ненавидишь нас?!

Дхана Нанд покрутил чашей с напитком в воздухе, потом неторопливо ответил: