Половина желтого солнца

– Кайнене! – Оланна протянула руки робко, неуверенно, и Кайнене шагнула к ней; они обнялись коротко, едва коснулись друг друга, и Кайнене отступила.

– Я приехала в ваш бывший дом, а меня послали сюда.

– Хозяин нас вышвырнул – что взять с нищих?

Оланна посмеялась своей неудачной шутке, Кайнене без улыбки заглянула в комнату. Оланна пожалела, что сестра не приехала чуть раньше, пока они жили в отдельном доме, – ей не было бы так стыдно их бедности.

– Проходи, садись.

Оланна притащила с веранды скамью, и Кайнене, глянув на нее с опаской, села, зажав в руках кожаную сумочку, коричневую, под цвет завитого парика. Оланна отодвинула занавеску, отделявшую закуток для сна, села на кровать, одернула подол. Они не смотрели друг на друга.

– Как жизнь? – спросила наконец Оланна.

– До взятия Порт-Харкорта дела шли неплохо. Я поставляла продукты в армию, у меня была лицензия на поставку вяленой рыбы. Сейчас живу в Орлу, заведую лагерем беженцев.

– Вот как.

– Осуждаешь меня за то, что я наживалась на войне? Кто-то же должен ввозить вяленую рыбу. Многие поставщики брали деньги, но заказов не выполняли. Я хотя бы выполняла.

– Я ни о чем таком не думала.

– Думала.

Оланна отвела взгляд. В голове вихрем вертелись мысли.

– Мне было так страшно, когда взяли Порт-Хар-корт. Я тебе писала…

– Я получила твое письмо через Маду. – Кайнене теребила ремешки сумочки. – Ты писала, что учишь детей. А сейчас? Все так же стараешься для победы?

– Школу превратили в лагерь для беженцев. Иногда я учу соседских ребят прямо во дворе.

– А как поживает муженек-революционер?

– Служит все там же, в Директорате труда.

– Где же ваша свадебная фотография?

– В день свадьбы нас бомбили. Фотограф уронил аппарат.

Кайнене кивнула, не посчитав нужным выразить сожаление, и открыла сумочку:

– Вот, привезла тебе. Мама передала через одного англичанина-журналиста.

Оланна взяла конверт, колеблясь, стоит ли открывать при Кайнене.

– А еще я привезла Малышке два платья. – Кайнене указала на сумку возле ног. – Одна женщина из Сан-Томе возит на продажу детские вещи.

– Ты привезла Малышке одежду?

– Чему ты удивляешься? Кстати, давно пора девочку называть Чиамакой. А то все Малышка да Малышка!

Оланна засмеялась. Подумать только – сестра приехала ее навестить, сидит с ней рядом, привезла одежду для ее дочки!

– Хочешь воды? Больше пить нечего.

– Спасибо, не надо. – Кайнене встала, шагнула к стене, где был прислонен матрас, опять села. – Ты знала моего слугу Икеджиде?

– Которого привез с собой Максвелл?

– Да. – Кайнене снова поднялась. – Он погиб в Порт-Харкорте. Нас бомбили, и осколком ему снесло голову, начисто снесло, а он все бежал. Бежал, но уже без головы.

– Господи…

– На моих глазах.

Оланна пересела на скамью рядом с сестрой, обняла ее. От Кайнене пахло домом. Они долго просидели молча.

– Я подумывала поменять твои деньги, – нарушила молчание Кайнене. – Но ты можешь поменять их в банке и положить на счет, так?

– Видела вокруг банка воронки от бомб? Мои деньги лежат под кроватью.

– Смотри, как бы тараканы до них не добрались. Им тоже тяжко живется. – Кайнене усмехнулась, прижалась к Оланне и вдруг, будто опомнившись, подскочила, одернула платье. На Оланну нахлынула смутная грусть – сестра еще не уехала, а она уже скучала по ней. – Совсем забыла о времени! – спохватилась Кайнене.

– Приедешь еще?

Кайнене помедлила, прежде чем ответить:

– Я с утра до вечера в лагере беженцев. Приезжай лучше ты посмотреть, как я живу. – Она порылась в сумочке, достала клочок бумаги и написала, как добраться до ее дома.

– Хорошо, приеду. В следующую среду.

– На машине?

– Нет, ведь всюду посты. Да и бензина у нас мало.

– Привет бунтарю! – Кайнене села в машину, завела мотор.

– У тебя новый номер. – Оланна разглядывала буквы «БДИ» на табличке.

– Я доплатила за патриотический номер. «Бдительность!» – Кайнене подняла брови, махнула и тронулась. «Пежо-404» быстро исчез из виду, но Оланна постояла еще немного; на душе было светло, будто она проглотила солнечный лучик.

Оланна приехала в среду рано утром. Харрисон открыл дверь и вытаращился на нее, от изумления даже позабыв отвесить свой обычный поклон.

– Мадам, с добрым утром! Давно вы у нас не были!

– Как дела, Харрисон?

– Все хорошо, мадам. – Харрисон поклонился.

Оланна примостилась на одном из двух диванов в светлой полупустой гостиной с распахнутыми настежь окнами. Где-то в глубине дома орало радио, и, заслышав шаги, Оланна с трудом сложила губы в улыбку, не зная, что скажет Ричарду. Но к ней вышла Кайнене – в помятом черном платье, с париком в руке.

– Эджимам, – сказала она, обнимая Оланну. – Вовремя ты подоспела – вместе съездим в научный центр, а оттуда в лагерь. Хочешь рису? Мне на прошлой неделе в центре помощи дали пачку – только тогда я поняла, как давно не ела рис.

– Нет, попозже. – Оланне хотелось долго-долго не выпускать сестру из объятий, вдыхать родной запах дома.

– Я на днях слушала нигерийское радио. Лагос передает, что китайские солдаты сражаются за них, а Кадуна – что каждую женщину-игбо следует изнасиловать, – рассказывала Кайнене. – Богатая у них фантазия.