После того, как карательный отряд ушел из села, Яков и Роман жили дома. Первое время старались не показываться людям на глаза, затем осмелели. Решили, что теперь уж никого, кроме кустарей, ловить не станут. Не одни Завгородние записались в дружину. На защиту Покровского выходило не меньше четырехсот человек, и все они спокойно занимаются своими делами. Да что и говорить! Дезертирские семьи и то пока что не трогают. Разбрелась призывная молодежь по степи и бору. Днем поблизости села ходят, а ночуют по хлевам да сараям.
Может, силенки у милиции мало или какая другая причина. Марышкин опасается подолгу гостить в Покровском. Заскочит в село, узнает новости — и дальше. Прежде бы фронтовики на смех его подняли, а сейчас покосятся угрюмо да почешут затылки. Научили атаманцы, как бунтовать.
Домна рассказала о своем разговоре с писарем. Отозвав ее в сторону, Митрофашка шепнул, что начальник милиции спрашивал о Романе: куда, мол, ходит, с кем дружбу ведет, да не скрывают ли Завгородние от властей какое оружие.
— Он давно уж караулит меня, — махнул рукой Роман. — Из-за объездчиков. Их сам черт лыком связал.
— Уехать тебе надо, — присоветовала мать.
— Куда я поеду?
— Убегай, Рома.
— Нет, мама. И так надоело скитаться по чужой стороне. Да и Любу не брошу. Опять откладывать свадьбу, что ли?
Наступило молчание. Все обдумывали, что делать.
— Мама права. Тебе надо уехать, Рома. Хотя бы на неделю — другую. Скажем всем, что руку лечить отправился, — проговорил, наконец, Яков.
— И пойдут сплетни, дескать, струсил. Скрылся, — недовольно буркнул Макар Артемьевич. — Дома сиди!
Домна поднялась на мужа:
— Дурень! Как есть дурень! Не слушай его, сынку. Как говорит Яков, так и сделаем. Товарищество за машинами во Вспольск посылает. Поедешь и ты. А за Любку не бойся. Ничего с ней не станется.
Роман уступил матери и брату: согласился сходить с обозом в город. Это займет не больше десятка дней, а дома будут готовиться к свадьбе.
— И все стихнет, забудется, пока ездишь.
За подрядом в кредитное товарищество пошел Яков. Сначала ему отказали. Больше подвод не нужно. Пришлось просить. Счетовод Иосиф, присланный откуда-то пленный австриец, сокрушенно вздыхал:
— Я не хотель вас обиду делять. Я деляль лютче…
— Может, кому урезать? Есть ведь такие, что по четыре — по пять подвод посылают.
— Я буду почитать список, — Иосиф достал из ящика стола клочок бумаги и долго вертел его перед глазами. — Плёхо, очень плёхо. Надо ждать председатель. А он уехаль.
— Как же быть?
— Председатель станет решить.
— Когда ж он вернется?
— Послезавтрашний день.
— А обоз когда отправляете?
— Завтрашний день.
— Так чего ж ты мне толмачишь про председателя? Урежь многоподводного — и точка!
— Я деляль лютче, — бесстрастно проговорил Иосиф, снова углубляясь в список.
Яков обозлился. Завгородние тоже пайщики, а вот уже год никуда не ездили от товарищества. Какой же прок от паев?
Наконец, счетовод согласился на одну подводу. Только во Вспольск придется идти порожняком. Обоз уже взял груз в маслоартели.
— Ладно. Что-нибудь придумаем, — сказал Яков.
— Ты завтрашний день рано мясоедский квартирант забирай. Он платить будет, — посоветовал австриец.
По пути из кредитного товарищества Яков завернул к Андрею Горошенко, которого назначили старшим обоза. Тот ехал на четырех подводах. Во дворе гуськом стояли сани, груженные ящиками с маслом. Андрей увязывал их веревками.
— Тоже едешь? — взглянул на Якова исподлобья.
— Ты ровно осерчал на меня, Андрей? За что бы это? — удивился Завгородний. — Роман поедет.
— Тронемся на рассвете, — бросил Горошенко и опять занялся своим делом.
Яков постоял немного за Андреевой спиной, недоуменно пожал плечами.
К отъезду Романа готовились всем семейством. Домна и Варвара стряпали пельмени. Роман починял валенки. А отец с братом нагружали воз пшеницей. Говорят, во Вспольске малый подвоз хлеба. Значит, можно выгодно продать пудов десяток.
— Напрасно собрались на санях, — ворчал Макар Артемьевич. — Замучатся в пути. Снег сойдет. Вот помяни мое слово.
— Как другие, так и Рома, — ответил Яков. — А уж теперь тепла ждать нечего.
— Наган Ромке отдай. Время ишь какое беспокойное.
— Пусть берет.
— В передок положи мешок овса. Чалка прожорливый.
— Может, Гнедка запрячь или кобылу? У Чалки плечо сбито, — вскользь заметил Яков.
Макар Артемьевич с хитрецой посмотрел на сына. Не хочет Яков отпускать в дальнюю дорогу коня, которого возьмет при разделе.
— Ничего твоему Чалке не сделается.
— Да я так, — смущенно ответил сын. — Конечно, ссадина на плече поджила уж.
— Об чем же толковать тогда?
Когда сборы были закончены, Роман сбегал к Солодовым. Любка встретила его радостно. Теперь родители не перечат ей. Наоборот, сами ждут свадьбы. А над проделкой с попом смеются. Мол, не бывать бы батюшке в солдатах, если бы не Завгородние.
— Я, Люба, во Вспольск иду. С обозом, — сообщил Роман. — Да ты не беспокойся. На неделю только.
Лицо Любки потемнело. Она недовольно сдвинула брови, отвернулась.
— Так надо, Люба. Не то — арестуют меня.
— Как же… свадьба? — потупившись, спросила она.
— Вот приеду и поженимся.
Александр Иванович Герцен , Александр Сергеевич Пушкин , В. П. Горленко , Григорий Петрович Данилевский , М. Н. Лонгиннов , Н. В. Берг , Н. И. Иваницкий , Сборник Сборник , Сергей Тимофеевич Аксаков , Т. Г. Пащенко
Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное