Половодье. Книга первая

Любка обвила шею Романа горячими руками, пристально посмотрела в его глаза:

— Только ты там ни с кем не знайся. Я ждать буду, — и доверчиво положила голову на плечо Романа.

28

Затемно пропели полозья у мясоедовского дома. Чалка уперся в палисадник, скосив глаза на освещенные окна. Сквозь отпотевшие стекла было видно лишь, как метались по горнице тени.

«Наверно, и спать не ложились, — решил Роман. — Всю ночь печку жарили».

На крыльцо в клубах пара выскочил сам Семен Кузьмич без шапки. Придерживая накинутую на плечи борчатку, выглянул за ворота.

— Кто приехал? — спросил звонким, разливистым голосом.

— За квартирантом вашим. Поедет, что ли?

— Поедет, поедет. Заходи в дом!

— Рассиживаться-то некогда. Обоз вот-вот тронется.

— Да, никак, Роман?

— Я и есть, — ответил Завгородний, набрасывая повод на столбик забора.

В избе было накурено. Рязанов суетился у раскаленной до бела железной печки, на которой тонко повизгивал чайник. Тут же стояли Сережка Иконников и учитель Аристофан Матвеевич. Оба с усталыми глазами. Волосы у учителя взлохмачены, смешно прыгает хохолок, как у лесного петушка.

— Сейчас попьем крутого чайку на прощанье, и в дорогу, — нараспев проговорил Геннадий Евгеньевич. — В молодости я, бывало, в экспедициях пропадал. В Саяны ходил, на Алтай, в Кашгарию. Где на лошадях, а где и пешком. Тропинка — двоим не разойтись, и пропасть внизу. Смотреть страшно. Однако идешь. И все вокруг интересно, ново. У подножья гор лето, а мы греемся у костра… К чему это я? Ах, да!.. Так вот, устанешь, мочи нет, продрогнешь. А выпьешь чаю, черного, как уголь, да чтоб обжигал, и опять идешь. Есть жень-шень. Это по-китайски — корень жизни. А вот лист жизни — чай. Помню, на Севере…

— Вы и там побывали? — спросил учитель.

— Да. Пятнадцать лет назад. Как все-таки чертовски бежит время, милостивые государи! Туда-сюда, и жизнь прошла. На Севере я попал в пургу и едва не замерз. Спасибо одному самоеду. Он случайно наткнулся на меня и привез на стойбище. И вот интересная вещь. Я искал камень аметист. Я обследовал все сопутствующие ему породы. Много положил труда и уехал с севера разочарованным. Удача изменила мне, хотя уже тогда я знал тайны земных недр. И в это же самое время, даже в одном и том же месяце, человек, не имеющий достаточных познаний в геологии, находит аметист. Конечно, такое бывает со старожилами, которые знают свои места. Но здесь мы имеем дело с совершеннейшей удачей. Человек, которому повезло, был участником морской экспедиции. К своей находке он отнесся легкомысленно, не придав ей особого значения. А ведь это — аметист! Так было открыто самое северное его месторождение. Остров Бенета в Ледовитом океане. Колчак обнаружил аметист в выходах халцедона.

— Как вы сказали? — переспросил Сережка. — Колчак?

— Да. Человек, которому всегда и везде везло. Тогда он был в чине лейтенанта. Теперь, кажется, вице-адмирал. Командовал Черноморским флотом.

— Будто бы он арестован большевиками? — Золотарев шагнул к Рязанову и сделал широкий жест рукой.

— Нет. Колчак где-то за границей. Счастье не обошло его и на этот раз. Когда большевики предложили Колчаку сдать личное оружие, сместив его с должности командующего, он выбросил кортик за борт. Причем демонстративно. Не вы, мол, давали мне золотое оружие, не вам его брать. Другому бы не сдобровать за такую выходку, а он улизнул от возмездия.

— Вы видели Колчака? — поинтересовался Сережка.

— Да.

— И что ж? Какое впечатление он производит? Герой?

— Нет. Просто удачливый человек. Больше, пожалуй, о Колчаке ничего не скажешь.

— А стихов вы, Геннадий Евгеньевич, не пробовали писать? — осведомился Аристофан Матвеевич.

— Как же! Писал… — задумчиво проговорил Рязанов, улыбнувшись.

— И я пишу, — не без гордости сказал Золотарев. — Вот послушайте. Посвящается вам. Это я экспромтом.

Аристофан Матвеевич не признался, что вчера целый день, даже на уроках, сочинял по случаю отъезда Рязанова стихотворение. Много раз его переделывал, снова и снова читая сторожихе тетке Маланье.

Поправив рукой волосы, Аристофан Матвеевич откинул голову немного назад и начал:

И снова заалел восток.
На много верст легло
В степи и вдоль, и поперек
Покровское село
И в этот ранний, чуткий час
Дорогой снеговой
Я провожу сегодня вас,
Учитель дорогой!..

— Браво, Аристофан Матвеевич! — воскликнул Сережка. — Браво!..

— Вы знаете: это совсем здорово! — поддержал его фельдшер.

— Спасибо за посвящение, — поблагодарил Рязанов. — А теперь будем пить чай.

К окнам подступил рассвет. Роман нетерпеливо заерзал на стуле. На выезде из села, поди, все уж собрались. Его поджидают.

— Минуточку, — заметив волнение Завгороднего, проговорил Мясоедов.

Рязанов выпил две чашки чаю без сахара, удовлетворенно потер руки и стал собираться. Надел легкое пальто с бархатным воротником, замотал шею шарфом.

— Эдак насквозь проберет, — заметил Роман.