Половодье. Книга первая

Мужики молчали. Роман снял с себя полушубок, расстелил его тут же на полу, достал из мешка хлеб и сало. Подсел к столу, на котором Ванька с Андреем играли в бирюльки. Ванька сопел, стремясь осторожно оторвать одну соломинку от других. Это ему не удалось. Наступила очередь Горошенко. Он оказался половчее. Разобрал почти весь ворох. Бобров упал духом: за каждую лишнюю соломинку проигравшему полагался щелчок.

— Быть тебе с шишками, — сказал ему Роман. — Теперь уж не отыграешься.

— Только, Андрей, уговор: бить средне, а иначе не дамся, — предупредил Ванька.

Горошенко захохотал. От прихлынувшей к лицу крови побагровели рубцы на губах.

— Нет, как это вам нравится? — продолжал хозяин. — Ворваться в город и стрелять каждого встречного. Потом грабить ни в чем не повинных людей. И если бы не моя Сара, Абрама Давыдовича давно бы не было в живых. Меня бы просто убили.

— За что ж это? — полюбопытствовал Пахом.

— А откуда я знаю? Стреляли всех. И разве они стали бы считаться с евреем? И вы понимаете, что придумала моя Сара! Она придумала… Нет, моя Сара — настоящая умница! Мы с нею написали объявление, что в нашем доме заразные больные, и вывесили его на воротах. А для неграмотных нарисовали дегтем череп.

— Ну, и молодцы! — восхищенно покачал головой Роман.

— Нет, вы послушайте, что получилось. К нам во двор, конечно, никто не зашел. И вы знаете почему? Да потому, что они посчитали наш дом занятым их войском. У них у всех такие же значки. И как не сказать теперь спасибо Саре?

— Видели мы их, гадов. Знаем! — сквозь зубы процедил Ванька.

— Когда я рассказал об этом одному человеку, так он тоже назвал мою Сару умницей. Разве глупой женщине придет в голову такая мысль? Этот человек, кажется, собирается в ваше село. Почти каждый день он узнает, нет ли кого из Покровского.

— Кто ж он такой? — через плечо спросил Андрей.

— Говорит, что работает на железной дороге. Может быть, я ошибаюсь, но он-таки работает там.

После обеда Роман ездил на базар. Пшеницу продал оптом, почти вдвое дороже, чем предполагал. Цены на хлеб в городе быстро росли. Купил Любке в подарок кашемировое платье, а матери — теплую, верблюжью кофту.

Вернулся на постоялый двор лишь к вечеру. Мужики разошлись по своим делам. Один Ванька валялся на топчане, слушая нескончаемый рассказ Абрама Давыдовича.

— … И если бы я потерял свою жену, то вы бы сейчас не знали меня таким, какой я есть. Я бы уже имел плохое здоровье и страдал бессонницей. И этот постоялый двор был бы не постоялым двором, а могилой.

— Пойдем, Рома, побродим по городу. Завтра с утра грузимся и домой, — сказал Ванька.

— Можно и прогуляться.

Абрам Давыдович вдруг прильнул к окну. Он увидел на улице человека в ватнике с небольшим жестяным ящичком в руке. Засуетился, опознав в нем своего знакомого.

— Наконец-то я могу сказать ему, что он пришел не напрасно. — Хозяин засеменил к двери и встретил пришельца у порога. Тот поставил в коридоре свой ящичек, окинул постояльцев взглядом умных и добрых глаз.

— Слесарь Куприян Гурцев, — назвался он, пожав руку Роману. Потом так же поздоровался с Ванькой.

— Вы можете говорить, о чем хотите, а я помогу Саре по хозяйству, — раскланялся Абрам Давыдович.

Прислонясь к печке, Роман разглядывал Гурцева. Слесарю было лет тридцать, не больше. Он был хорошо сложен, красив. Прямой нос, аккуратно подстриженные усы. Спокойное, немного грустное выражение лица.

— Надолго сюда? — спросил Гурцев.

— Завтра едем, — ответил Ванька, подавая гостю табуретку. Куприян сел.

— Как жизнь-то у вас в селе?

— Ни шатко ни валко, а как придется, — Ванька вставил в разговор свою любимую побаску.

— К вам хочу податься. Да надо бы прежде потолковать, стоит ли.

— Золотым рукам завсегда дело найдется. У моего дяди мельница есть. Возьмет слесаря.

— Богато живешь? — Гурцев пристально посмотрел на Боброва.

— Куда там! У дяди в работниках ходит, — ответил за дружка Роман. — А дядя у него скотина. Не советовал бы к нему наниматься.

— Вот оно что! — повеселел Гурцев. — Выходит, не советуешь?

— Нет.

— Да… Ну, а как в смысле спокойствия? Слышал, будто вы против властей пошли. Верно?

Роман и Ванька переглянулись: с этим надо держать язык за зубами. Уж слишком любопытен. Может, лазутчик какой?

Их тревога не ускользнула от Куприяна. Он улыбнулся и душевно проговорил:

— Вы меня, ребята, не бойтесь. Я в разных оборотах бывал. Я, конечно, между прочим спрашиваю. Не хотите рассказывать — не надо. Только мне все интересно. Слышали, что во Вспольске было? Так вот, чтобы из огня да в полымя не угодить… А если уж угодить, так чтоб потом не жалеть.

— Это мы понимаем, — сказал Роман. — Мужик, он и дураком бывает. Ему недолго и на власть подняться. Однако мы сами никого не трогали, а сход решил не давать мобилизованных. С этого все и началось.

— И восстали?

— Было дело, — подтвердил Ванька.

— Войско пришло, и порку устроили каратели. Ванькиного отца шомполами понужали, да и не только его. Больше сотни перепороли…

— И вы руки опустили?