— Как еще выжил! Да, зверь был отец твой, — отозвался Роман. — Доведись до меня, я б не потерпел. Я б его…
— Не враз! Вот и лютый он, а спасибо родителю: от него у меня к людям жалость пошла. Понял я, что больно, когда бьют. Потому и в компанию к Ваньке Флягину не пристал, как разбоем они занимались, когда золотишко промышляли.
Роман долбил лунку за лункой. Дед шел следом, протаскивая подо льдом норило с бечевой. Его руки побагровели и разбухли. Гузырь засовывал их за пазуху, грел.
— Дай-ка, дедка, я попробую, — предложил Роман.
— Ты, Романка, застудишься, а мне, паря, все одно. Я весь застуженный.
Однако, в конце концов, уступил своему любимцу. Рассудил, что и Роману надо привыкать ко всякому делу. Поставив сеть, устроили перекур.
В это время за спиной кто-то крикнул:
— Эй, дяденьки!
Голос показался Роману знакомым. Он обернулся и увидел Нюрку, спускавшуюся к озеру. Она была в черном полушубке, отороченном белой мерлушкой, в теплом, слегка тронутом инеем платке. На коромысле со скрипом раскачивались ведра.
Нюрка тоже заметила Романа. В нерешительности остановилась. Постояла немного и пошла вперед, вскинув голову.
— Чего надо-ть? — спросил Гузырь, приглядываясь к девке. — Вон ета кто! Нюрка! Чего молчишь, язви тебя?
— Здравствуйте! — стараясь не смотреть на Романа, сказала она. — Мне воды бы набрать. Колодец у нас перехватило. Закрыть на ночь забыли.
— Давай-кась, Романка, проделай прорубь, любо-дорого! Вон там, паря, где поглубже будет.
Романа взволновала неожиданная встреча с Нюркой. Он думал, что навсегда позабыл ее сердцем, а увидел — и все в нем перевернулось. И понял он сейчас, что втайне завидовал Максиму. Может, оттого и бесился?
Знал Роман, что и он дорог Нюрке. Кузнец рассказал по секрету, как она прибегала ночью, о Завгородних Гаврилу упрашивала. Максима на смерть послала. Ни перед чем не постояла, только чтоб сообщить об опасности ему, Роману…
Нюрка набрала воды и вдруг пристально посмотрела на Романа. И была в ее взоре одна боль. Не жаловалась, не упрекала, не просила.
— Спасибо, — сказала она равнодушно.
И пошла прочь. И, вздрогнув, понял Роман: он потерял, совсем потерял Нюрку.
Улов оказался богатым. В один заброс поймали полведра карасей. Гузырь удовлетворенно мял куделю бороды: не осрамился перед Романом, выказал свою сноровку.
Перешли на новое место. Роман опять заработал пешней.
— Кукуйские шпарят! — хихикнул дед. — Проспали, якорь его. Эх, вы, забубенные головы!
Роман взглянул, куда показал Гузырь. Со стороны Кукуя шли двое в тулупах. За спиной одного из них маячило норило. Так и есть: на рыбалку. Неподалеку от камышей, вклинившихся в озеро, они задержались, потом, описав полукруг, снова стали приближаться.
— Касатик, что ли? — воскликнул Роман. — Он самый! А второй? Кто же это? Погоди… Да это же Никифор Зацепа! Ну, да!
— Да-вай сю-ды!! Э-ей!! — размахивая руками над головой, позвал дед.
Те подошли. Касатик хотел облапить Гузыря, да старик дал стрекача:
— Потопишь, значится, Проня! И чего ж это вы, любо-дорого, среди бела дня прохлаждаетесь? Гибельность приключится, да и только! Долго ли милиции наскочить? Она завсегда поблизости обретается.
— А у нас есть заговор против Марышкина. Поколдуем малость, и порядок! — улыбнулся Никифор, высунув из-под полы вороненый ствол винтовки.
— Зима. Холодно на заимках. Решили хоть день пожить в избах, по-людски, — сообщил Касатик. — Всем экипажем в село прикатили. И вот рыбки захотелось.
— Берите нашу, — сказал Роман. — Мы еще поймаем. Верно, дедка?
— Забирайте, паря, и смазывайте пятки, забубенные головы!
— Нет уж, сами половим, — возразил Касатик. — Нам надо самую малость. На пару сковородок. Вы, Софрон Михайлович, полный вперед, а мы у вас в кильватере…
Свою сеть кустари потащили сквозь лунки, где Гузырь и Роман сделали первую тоню.
— Ты чего ж это, Проня, вроде как лодыря гоняешь? — хитровато заметил дед. — Эдаким манером голые сковородки лизать придется.
— Пальцы торчат — работать мешают, — широко заулыбался Касатик.
Рыбалка прошла благополучно. Никто кустарей не потревожил, и поймали они хорошо, да еще Гузырь добавил из своего улова. Выплеснул в котелок Зацепы десятка полтора отборных карасей.
Когда прощались, Касатик сказал Роману:
— Давай, браток, к нам в компанию! Интересные дела затеваем! Не пожалеешь!
— Верно, Роман, — поддержал Никифор. — Эх, и дела!
— А что! Мне не долго! — задорно ответил Завгородний.
— Один путь тебе — к нам, — заключил Касатик и подмигнул.
Домой Гузырь с Романом пошли через площадь. Это было верной приметой, что дед не потратил попусту время на озере. Иначе прошмыгнул бы на свою Пахаревскую глухими переулками.
У сборни он понимающе заметил:
— Ежели тебя порют, пользительнее держать руки по швам, как гренадеры. Может, от энтого и не слаще, однако не так спирает дух, паря. Повольней будет. Много вольнее, якорь его!
И зашагал дальше с просветленным лицом. Ему вспомнилась незнакомая баба, которую он спас от страшных мук, если не от самой смерти.
Александр Иванович Герцен , Александр Сергеевич Пушкин , В. П. Горленко , Григорий Петрович Данилевский , М. Н. Лонгиннов , Н. В. Берг , Н. И. Иваницкий , Сборник Сборник , Сергей Тимофеевич Аксаков , Т. Г. Пащенко
Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное