Половодье. Книга первая

Прежде, чем услать арестованных в волость, в назидание другим их долго продержали у сборни. Фрол и Аким сидели на бричке со связанными за спиной руками. В их глазах не отражалось ни страха, ни ненависти. Была одна слепая покорность судьбе.

Вокруг толпился народ. Жалостливо вздыхали девки и бабы. Потряхивал жидкой метелкой бороды Гузырь.

— Нету у вас чувствия к человеку, забубенные вы головы. Пожар ить с кем не случается. Не со зла Жюнуска стог спалил, якорь его.

Широкогрудый, плечистый Фрол смотрел на деда непонимающим взглядом. Чего, мол, нужно этому старику от Гавриных? Мало того, что семью по миру пустили, так еще и сейчас не дают покоя.

— Ишь бельма выкатил, как девица красная! — тыча пальцем в Фрола, кричал Захар Бобров. — Злодеи вы! Иродово семя!

— Не трожь его! Подходить к арестантам не дозволяется, — строго сказал Груздь. — Господин Марышкин сами, их благородие, разберутся и определят, что с имя дальше делать.

— Звери вы! Звери!.. — визжал Захар на братьев.

К сборне подъехал Роман. Он увидел расходившегося Боброва и холодно бросил:

— А ведь вместо Жюнуски тебя нужно было убить, дядька Захар.

— Что-о? — опешил мельник, приседая на коротких, кривых ногах.

— Ничего. Ты поджег сено! Ты, пес старый!

Захар протянул к народу полусогнутые, как клешни, руки. Он искал сочувствия:

— Люди добрые! Вы слышите, что говорит лиходей? Какую напраслину на меня возводит?! А?.. Вы слышите?.. Не-ет! Я этого так не оставлю. С ними, с ними в тюрьму пойдешь за такой поклеп, иродово семя! Засудят и тебя. Вот помяни мое слово — засудят.

Толпа расступилась, и Роман вплотную подъехал к Боброву. Тяжелым взглядом впился в мельника.

— Паскуда ты, дядька Захар! Из-за тебя пострадал Жюнуска. Мало того, что красного петуха пустил, да и вину на человека переложил! Оговорил Жюнуску!

— Врет он! Все врет! Никогда я и никому зла не делал. Все меня знают, а ты бродяга, пьяница ты, и все у вас в роду такие.

— Замолчь, гад! — Роман наступал конем на мельника. — Нам Демка все рассказал, как ты его порочить Жюнуску подговаривал. Сами, говорит Демка, сено поджигали. Хозяин, мол, и я.

Захар попробовал улыбнуться, но вместо улыбки вышла какая-то кислая гримаса. И снова выбросил к народу клешни рук:

— Люди добрые! Он дурака Демку послушал! Да кто же Демку-то не знает?.. Он на кого хошь понесет. Кого хошь оговорит.

— Нечего тут людей смущать. Их благородия разберутся! — прикрикнул на Романа Груздь.

— Сено поджег Захар Бобров! — громко, чтоб все слышали, сказал Роман, повернул коня и поехал прочь.

За ним бросился мельник. Он забегал то вперед, то справа, то слева. По-смешному семенил ногами, визжал:

— Не докажешь. Не было этого. Не было.

— Отстань, гад! — Завгородний замахнулся на Боброва плеткой и пустил Гнедка рысью.

— Я этого так не оставлю! В тюрьму, милок, посажу! Будешь потом знать! — крикнул Захар вдогонку, но, убедившись в том, что Роман не обращает на него внимания, вернулся к толпе. — Люди добрые!

Мужики стояли, потупившись. Захар понял, что настроение у них не в его пользу, взмолился:

— Поверьте мне, люди добрые…

И вдруг с подводы раздалось громкое:

— Верим!

Это сказал Фрол. Теперь он полулежал на бричке, опершись на локоть руки, заброшенной назад, и смотрел в глаза мельнику.

— Вот послушайте, послушайте переселенца, люди добрые, — Захар приблизился к подводе. — Ты уж извини, Фролушка, старого дурака… за то, что я вас костил.

— Верим! — снова крикнул Фрол и, спрыгнув с брички в одно мгновенье, страшным ударом сапога отбросил Боброва к забору. Тот сгоряча хотел подняться, встать на ноги, но они подкосились, и Захар ткнулся лицом в песок. Милиционеры еще толком не поняли, что случилось, как Фрол был снова на бричке.

— Убью, стерва! — Груздь замахнулся на Фрола прикладом винтовки и крепко выругался. — Вяжи его, ребята!

Откуда-то принесли волосяные вожжи, накрепко прикрутили Фрола к бричке, заодно привязали и Акима. И унтер тяжелым, как молот, кулаком ткнул старшего Гаврина в зубы. Из рассеченной губы струйкой потекла на рубашку кровь.

— Бей!.. Нам уж все одно, — прохрипел Фрол. — Жюнуску жалко. Ни за что пострадал. И пусть нас судят. Пусть судят.

Бричка с арестованными отъехала от сборни. И только тогда люди вспомнили о Боброве, который по-прежнему корчился под забором, сплевывая навязший в зубах песок.

— Фершала позвать потребуется, якорь его, — предложил Гузырь.

— Так оклемается. Живучий, как кошка, — сказал Гаврила. — А подохнет, туда ему и дорога. Из-за него трое пострадали да, может, еще не одному муку принять придется.

Тем временем Роман побывал у Елисея Гаврина. Рассказал ему о разговоре Завгородних с Демкой.

— Мы с Яковом свидетелями будем, чуть чего. И ты этого дела не оставляй. Пусть отдаст тебе стог. А ребята твои дурость спороли. Засудят их.

— Я, вишь, отец им, а жалости нету. Потому-та и хлопотать за них не стану, — трудно ответил Елисей. — Посидят в каталажке, дык умнее станут.