Половодье. Книга вторая

В Сидоровку стекались сельские дружины. Пожилые и инвалиды. Все были на конях. Но вооружение дружинников вызывало у партизан грустную улыбку. С пиками приехали немногие. Об огнестрельном оружии и говорить нечего. Даже командирам дружин его не нашлось.

Дружины свели в отряд, командиром которого назначили Николая Ерина. С тех пор, как Андрей Горошенко взял его к себе адъютантом, Николай совсем отказался от водки. Когда ему предлагали выпить, говорил невесело:

— Я свое отгулял. Баста!

Всех удивляла эта перемена. Не верилось, что человек может вот так, сразу, отказаться от спиртного. И кто-то пустил слух: мол, пьет Николай тайно, по ночам. Принялись следить. Но так ничего и не выследили.

Николай гордился тем, что ему доверили отряд, который дружинники называли народным полком. Ерин обещал своим бойцам вооружить их в самом ближайшем времени. И уже они подсчитывали, сколько винтовок и пулеметов есть у наступающих на Сидоровку поляков и белых. Нужно было лишь взять оружие и раздать дружинникам.

— Возьмем, — уверенно говорил Николай. — А сейчас самое главное — научиться кричать «ура». Вгоним противника в панику — и тогда бери его голыми руками. А у нас вилы есть, литовки, стяжки!

С утра до ночи на окраине Сидоровки, где дружинники рыли окопы, звучало дружное «ура». Мужики не жалели глоток.

Полковая разведка постоянно маячила на виду у неприятеля.

Как только ее начинали обстреливать, она удалялась.

Прекращали стрельбу — появлялась снова. Простояв в Окуневе двое суток, белые пошли на Сидоровку. Теперь уже они двигались не спеша, чего-то выжидая. Очевидно, ждали подхода частей, наступавших со стороны Касмалинского бора.

Наконец, поздно вечером белые приблизились к Сидоровке развернулись в цепи, как на учениях, и стали окапываться. Мефодьев должен был или опять отступать или утром принять бой. Отступать было некуда.

— Завтра решающее сражение, — говорил Мефодьев Якову с тревогой и решимостью. — Неужели не поспеет Гомонов?

В корпус Гомонова то и дело посылались связные. Они возвращались с одной и той же вестью: поляки связали Гомонова по рукам и ногам. Идут упорные бои.

В этот вечер Мефодьев еще раз направил к Гомонову верхового. Если помощь не подоспеет, неприятель прорвется к Сосновке и Покровскому.

Мефодьев созвал командиров и объяснил боевую задачу. Оборону по-прежнему должен был держать Покровский полк. Он примет на себя главный удар белых. А рота Спасения революции и сводный отряд дружинников будут действовать в конном строю на флангах противника. Резерва нет.

Совещались в избе одного из дружинников, на краю села. Мефодьев говорил скупо, много курил, обдумывая план предстоящей операции. В душе он жалел, что не было с ним Антипова. Тот бы помог Мефодьеву дельным советом, как лучше расположить части и огневые точки. Может, отряду Ерина придать пару пулеметов? Нет, пожалуй, не следует. От них там будет меньше пользы.

На коленях у Мефодьева лежала сизая грифельная доска, на которой он вычерчивал возможные положения партизанских и белых войск. Он слюнил палец и стирал кружки и линии. Потом снова чертил и, подумав, стирал.

Стоя за спиной у Мефодьева, Яков сосредоточенно глядел на доску. На ней выходило как будто неплохо. Но силы были неравными. Белые превосходили численно. И разве могла тягаться с хорошо обученными, до зубов вооруженными солдатами инвалидная команда Ерина!

— Если выбьют нас из окопов, отступаем по дороге на Покровское, — в тяжелом раздумье сказал Мефодьев. — Сначала отходят дружинники, затем первый и третий батальоны. Прикрывает отход рота Спасения революции. Но это — при крайней необходимости.

Лицо у Мефодьева осунулось, под глазами легла синева. Он почти не спал последние ночи и едва держался на стуле.

— Вам нужно отдохнуть, товарищ главнокомандующий, — заметил Андрей Горошенко. — Перед боем надо хоть час вздремнуть.

Мефодьев слабо улыбнулся, проговорил виновато:

— В тепле разморило. Ну, все решено. Идем на улицу. Неужели не подоспеет Гомонов?

Вышли во двор. Темень. И кругом тихо-тихо. Яков взглянул в сторону окопов. И не увидел ни одного огонька. Притаились в ночи партизаны, притаились и белые. Все ждут утра, ждут кровавой развязки.

Но вот вдалеке послышался цокот копыт. Он приближался. Мефодьев, а за ним и остальные выскочили за ворота. Из мглы вырвалась фигура всадника в папахе.

— Вестовой! — радостно вскрикнул Мефодьев.

Всадник осадил коня, легко спрыгнул. Да это же Колька Делянкин! Значит, у Антипова что-то произошло. Неужели подошли белые? Мефодьев рванулся к Кольке.

— Ну!.. — бросил нетерпеливо, выставив надутые по-детски губы.

— Силами трех полков неприятель наступает на Сосновку, — трудно дыша, доложил Колька. — Вечером нами оставлена Сорокина.

Мефодьев взялся за голову. Сорокина была среди сел, население которых по приказу Матковского подлежало полному уничтожению. Теперь там свирепствуют каратели. Что делать? Может, сняться отсюда и идти на помощь Антипову? Нет, это будет означать поражение, полный разгром.

— Передай Антипову, пусть держится любой ценой. Пусть попытается вернуть Сорокину.