Половодье. Книга вторая

— Дай прикурить, браток.

Шаги смолкли, но часовой не ответил.

— Дай, браток, христом-богом прошу.

— Волк тебе брат, бандиту! Не поминай бога, Иуда! И отойди от окошка, а то как пальну из нагана.

— Все едино не пощадите, сволочи! — выдохнул Костя. — Да и не надо мне пощады вашей! Стреляй, собака!

Костя притих, задумался. Ему стало жалко Рыжку. Где он теперь?

В Покровском коня увели со школьного двора, чтобы Костя не выскочил от учителя да не умчался. И все-таки потом он нашел Рыжку: пристал конь к Жюнускиному табуну.

Если не застрелили Рыжку, то возьмут его атаманцы себе. Жалко, что так. А может, Мефодьев окружит Сорокину и весь отряд перехлопает. Тогда достанется Рыжка своим. Пусть Петруха возьмет его. Конь добрый, получше Петрухиной клячи. А Кости не будет в живых. Расправятся с ним каратели.

Вскоре караул сменился. Старый часовой наказал смене:

— Ты гляди в оба! Оклемался бандит.

— Ладно. У меня не зашалит, — ответил тот, закуривая. — На своем веку я многих успокоил.

В Костином сердце снова шевельнулась ненависть, крутая, жгучая. Эх, вырваться бы из каталажки, показал бы тебе, где раки зимуют! Запомнил бы Костю, гнида атаманская!

Цигарка наполовину измусолилась во рту. Закурить бы и помирать можно.

— Браток, дай прижечь, — протянул он.

— Не дозволено!

— Креста на тебе нет.

— Молчать!

— Что мне молчать! Надо вам убить меня — убивайте. Но долг свой перед моей смертью исполните. Неужто нельзя дать прикурить смертнику? Да тебе на том свете зачтется.

Часовой засопел. Затоптался на одном месте, очевидно, размышляя.

— Ну, хрен с тобой! — шепнул он. — Да как тебе дать?

— В оконце, тут дырочка есть.

Часовой поднес папироску к окошку.

— Не горит она у тебя, — сказал Костя, прильнув к стеклу.

Тогда часовой пригнулся, чтобы раскурить свою самокрутку. В эту секунду рука Кости скользнула в дыру и вцепилась в горло атаманца. Другой рукой Костя выбил стекло и потянул часового к себе. Тот хрипел, пытаясь оторваться, отбиться от арестованного. А Костя крутил и крутил ему горло. Но вот часовой стих. Его тело бессильно повисло под окошком. Костя еле разжал затекшие, будто одеревеневшие руки.

Баня топилась по-черному, и Костя вылез в отдушину над каменкой. Тихо, по-кошачьи мягко, спустился вниз и подошел к часовому. Атаманец был мертв. Он лежал, свернувшись калачиком, открытые глаза на выкате.

«Вот и на тебя пришел покой», — подумал Костя, подбирая карабин часового.

На село навалилась темная ночь. Казалось, оно мирно спало, словно не было здесь карателей и не начнется на рассвете жаркий бой. Костя знал: Мефодьев окружит Сорокину.

Куда идти? Шагах в двадцати чернел дом. Ставни закрыты, но в узкие щели тек свет. Уж поздно, а здесь не спали. Значит, в доме на постое каратели. Недаром у них в этом дворе каталажка.

Вдали дробью рассыпались копыта. Кони приближались. Стук был все явственнее.

— Стой! Забеги-ка в штаб к капитану, — послышалось с улицы, когда кто-то подъехал к воротам.

Костя прилег у забора. Он заметил фигуру, мелькнувшую под окнами. Прошло немного времени, и из дома кто-то вышел. Всадники ускакали.

«Штаб! — подумал Костя, осторожно подбираясь к крыльцу. — Не лучше ли дождаться партизан здесь»…

Костя рывком распахнул тяжелую дверь и встал на пороге с карабином в руке. В прихожей ярко горела лампа, но никого не было.

— Кто там? Входите! — послышалось из другой комнаты.

Костя спокойно прошел прихожую и отбросил с двери мягкую штору.

— Руки вверх! Ни с места!

Сидевшие за столом капитан и подпоручик медленно подняли руки.

— В угол! — крикнул Костя. Он боялся, что офицеры смахнут со стола лампу: придется стрелять, поднимать суматоху.

— А теперь, подпоручик, расстегните ремень у капитана. Подайте мне.

Подпоручик с подчеркнутым равнодушием подал ремень с пистолетом. Затем капитан обезоружил подпоручика.

— Выходите в прихожую! — скомандовал Костя. Он усадил офицеров на сундук, закрыл дверь на крючок и стал ждать, не сводя острых глаз с арестованных.

— Мне больно за вас! — вдруг с издевкой вздохнул капитан. — Такой храбрый и будешь повешен. Ведь сюда придут сейчас.

— Вы скажете, капитан, чтобы вас не тревожили до утра. Скажете, или получите пулю. Учтите, бью без промаха! К тому же мне терять нечего!

38

Едва стемнело, взвод Романа прибыл на елань и залег в неглубокой лощине. Коноводов отправил Роман под прикрытие сосен. Пусть пасут коней на полянах, но все время будут начеку. Коней не расседлывать и по сигналу скакать к взводу.

Небо еще с вечера закрыло слоистыми тучами. Лишь кое-где проблескивали звезды. Еле видимые, они мигали и скрывались во мгле.

— Ночь в самый раз, — определил Аким Гаврин, подползая к командиру.

Роман думал о Косте. Не повезло парню. В Покровском вывернулся из беды, так тут пристрелят. Допросят и поставят к стенке. И черт же его бросил с пикой против такой силищи. Сдурел Костя, да и разведчики хороши. Пустили одного. Нужно было скакать следом. Не для забавы же он взял пику.