Половодье. Книга вторая

— Ехали, ехали мы с отрядом по степи. Кругом — тишь, благодать. Беляков в селах нету. А тут докладывает Мише Русову встречный конный. В нашей деревне, говорит, полно милиции. Всех совдепщиков порубили, одного председателя найти не могут. Был, дескать, люди видели и пропал. Миша командует: разворачиваться и атаковать. Окружили мы то село и ударили. Понятное дело: была милиция, да вся в расход вышла. Сидим на телегах, перекур устроили. А у избушки, где жил председатель совдепа, шум, мужики собираются. Мы туда. «В чем дело?» Отвечают, что никак не достанут председателя. И, действительно, как его достанешь? За печкой щелка, разве что кошке туда пролезть, а он здоровый, плечистый такой. Как залез в эту щель, уму не постижимо. Милиция все вверх дном поставила. Сорвали в избе полы, облазили чердак, амбар, пригоны, по беремю сено повынесли, а за печь кому придет в голову заглянуть? Я ж говорю, дырка шириной поменьше четверти. Захватили мужики председателя, тащут, да куда там! Ни с места! Того и гляди, что руку или ногу оторвут.

— Как же достали? — заинтересовался Роман.

— А так, — радостно встрепенулся Касатик. — Печь разобрали по кирпичу. Вылез браток, баба его от радости плачет, что живой. Сынок малой верещит. А председатель поздоровался с нами, да как захохочет. Не думал, мол, когда печь ложил, что прятаться за нее придется, а то бы от стены отступил хоть на палец. Эх, геройский такой мужик! Жалко, убили его. Дошли потом до нас слухи, что кулачье его прикончило. Вспомнили, как хлеб забирал, и по кускам разорвали.

— Батюшки! — Всплеснула руками хозяйка и вдруг расплакалась. — У меня тоже забрали мужика в Галчиху. И ни слуху, ни духу… Теперь уж, видно, не дождаться.

Дед Гузырь жалостливо взглянул на нее и заговорил громко, стремясь заглушить ее всхлипывания:

— Это понапраслину я сотворил, что Антону, якорь его, черевики отдал. Уж лучше б пожег. А Гаврила ему, значится, пиджак…

Не по-старчески звонкий голос Гузыря оборвался. Дверь отворилась, и через порог решительно шагнул Пантелей Михеев. В его сильно осунувшемся лице не было прежней растерянности. Оно выглядело диковатым, в глазах поблескивали синие огоньки.

Взглянул Роман на Пантелея и вздрогнул. Нюрка была очень похожа на своего отца. Именно такой видел Роман Нюрку, когда она ехала с лугов в компании баб. И эти, плотно сжатые губы…

— Просить пришел, Роман Макарович, — сухо, с болью в голосе, сказал Пантелей. — Возьми меня к себе. Тут мне быть надобно, не обозник я.

Роман не мог проглотить застрявший в горле комок. Ему стало душно. Он вскочил и непослушными пальцами начал сворачивать цигарку.

— Прошу, Роман Макарович…

— Возьму, дядя Пантелей, — переводя дыхание, горячо заговорил Роман. — Потолкую сегодня же с главнокомандующим. Только ты, дядя Пантелей, держи себя…

— И ты держи! — вырвалось у Касатика.

Роман метнул взгляд на матроса, который качал головой и сочувственно улыбался. Мол, все мы понимаем твою кручину, да что поделаешь!

— Доберемся мы-таки до этого палача Лентовского, — процедил Роман сквозь зубы. — Вспомним ему зараз все смерти…

Сон проходил: к Роману возвращалась явь, суровая и понятная.

4

В школе люди толпились в коридорах, на лестнице. Курили, спорили, протискивались поближе к самому просторному классу, где заседал штаб. А там тоже полно бойцов, сидели на полу, окнах и друг на дружке.

Роман уже слышал, что из армии Гомонова приехали двое для переговоров. За ним присылали, но Роман, как видно, запоздал. Вперед не протиснуться. Спасибо, заметил своего командира Аким Гаврин.

— Пропустите Завгороднего! — зычно крикнул он на лестницу.

Романа знали в армии. Мужики зашевелились, освобождая ему дорогу. А в коридоре образовалась пробка. Его подняли на руках и под общий смех передали над головами почти к самому столу.

Смущенный Роман встал на ноги, поправил гимнастерку и осмотрелся. Прямо перед ним, рядом с Антиповым, сидел мужчина с тонким носом и знакомыми добрыми глазами. Эти глаза нельзя забыть. Только во Вспольске, на постоялом дворе, мужчина был в грязном ватнике, теперь же во френче, а на стуле — новая черная кожанка.

Куприян Гурцев тоже узнал Романа, поднял руку, радостно поприветствовал.

— Вот и встретились! Я ж говорил, что вместе воевать будем! — с хитрецой заулыбался. — Как живешь-то?

— Хорошо, — кивнул Роман.

— Он герой у нас. Лихо дерется, — сказал Антипов. — Я его еще по фронту знаю. Молодец!

А где же второй приезжий? Его за столом не было. Может, этот, что оживленно разговаривает с Рязановым?

Да, это был адъютант Гурцева Алеша Иванов. Совсем нежданно он встретил здесь своего омского квартиранта Геннадия Евгеньевича.

Поистине, широка Сибирь, да тесно в ней. Спас Рязанов Алешу от ареста и посоветовал уйти из города. С горем пополам добрался Алеша до Вспольска и устроился в железнодорожных мастерских.

— А уж оттуда вместе с отрядом рабочих прибился к Гомонову, — рассказывал он. — У товарища Гурцева за адъютанта. Геннадий Евгеньевич, а как — мама?