Польша или Русь? Литва в составе Российской империи

В бюрократических кругах споры о студенческих волнениях в начале 1860-х годов и история вокруг проектов учреждения высшей школы в Северо-Западном крае показывают, что «потерянными» для «русского дела» также были и польские студенты. С началом студенческих волнений все российские университеты в начале 1860-х годов старались от них избавиться. Киевский генерал-губернатор Илларион Васильевич Васильчиков открыто признавал, что русский университет Святого Владимира в Киеве не может повлиять на поляков: «Преобладание в университете польского элемента открывает возможность полякам удерживать свой характер и вырабатывать свои собственные политические стремления, в замкнутом, отдельном от русских кружке»[407]. Польские студенты не только не поддавались русскому/российскому влиянию, но и сами «вредно» воздействовали на окружающих, в том числе на русских студентов[408]. Поэтому после восстания 1863–1864 годов для поляков ввели процентную норму в российских учебных заведениях, чтобы избежать их пагубного влияния на обучающуюся молодежь. Та же логика не позволила властям учредить высшую школу в Северо-Западном крае. Имперские бюрократы и влиятельные публицисты, в том числе и редактор «Московских ведомостей» М. Н. Катков, боялись, что и в русском университете поляки сумеют привить другим студентам свои ценности[409]. Проблематичным в понимании российских чиновников было и перевоспитание учеников средних учебных заведений. После «мятежа» власти закрыли гимназии, в которых преобладали ученики-католики.

Но может быть тогда, в 1860-х годах, имперские чиновники надеялись хотя бы на «обрусение» детей, которые еще не ходят в школы? Может быть, была надежда на то, что изменившаяся этнополитическая реальность, преобладание русского языка и культуры в общественной жизни заставит «обрусеть» младшее поколение? Но как власти могли повлиять на польских детей? Чиновники прекрасно понимали, что из семьи эти дети могут вынести только враждебность к России и русским: «Если выражение, что всякий новорожденный ребенок польского происхождения всасывает ненависть к русскому правительству и русской нации вместе с молоком матери, может быть названо фразою, то другое – что тот же самый ребенок, не далее как по достижении десятилетнего возраста, уже достаточно ознакомлен с известным польским катехизисом и готов сделаться заклятым врагом всего русского – опытом дознанная истина»[410].

Даже на смешанные браки надеялись не все чиновники[411]. Если виленский генерал-губернатор А. Л. Потапов позитивно оценивал такие браки, потому что они «принадлежат к разряду общественных явлений, хотя медленно, но неуклонно ведущих к обрусению края и к радикальному искоренению в нем польского элемента»[412], то другие чиновники более пессимистично оценивали возможности русских супругов повлиять на воспитание детей. Так, в 1871 году министр государственных имуществ Александр Алексеевич Зеленой объяснил, что русским девицам не следует выдавать разрешений на покупку имений, потому что они могут выйти замуж за лиц «польского происхождения» и «дети их, наследуя уже по закону в имении каждого из родителей, хотя и будут православного исповедания, но и в нравственном, и общественном отношении, они не чужды будут влиянии отца»[413].

Таким образом, имперские власти практически не имели возможностей повлиять не только на взрослое поколение, но даже и на молодежь, в том числе детей. Несмотря на это, в представлении чиновников теоретически «обрусение» поляков было возможным. Для того чтобы пояснить эту мыслить, рассмотрим, как в российском общественном дискурсе функционировало понятие «лицо польского происхождения и католического исповедания», которое обычно употреблялось в законах, других юридических документах и официальной переписке.