Инициаторы введения кириллицы в издания на польском языке стремились расширить рамки эксперимента. Руководитель гражданской администрации Царства Польского Н. А. Милютин, скорее всего вдохновленный А. Ф. Гильфердингом, заботился о распространении вышеупомянутого учебника и в Виленском учебном округе. Но, очевидно, власти Виленского учебного округа не слишком положительно относились к этой идее. Несмотря на то что виленский генерал-губернатор К. П. Кауфман отмечал, что в некоторых областях Гродненской губернии живут поляки[462]
, то есть теоретически там имелась возможность использовать новые учебники, следов их распространения обнаружить не удалось. Поскольку надо было защищать белорусов и литовцев от «полонизации», до них ни в коем случае не должны были доходить учебники на польском языке, в том числе и в кириллической графике[463]. Другими словами, бóльшими «русификаторами» Виленского учебного округа были не те, кто предлагал распространять напечатанные кириллицей польские книги, а те, кто оппонировал этому предложению.Таким образом, решение «польского вопроса» в Северо-Западном крае – это не «обрусение» поляков. У большинства влиятельных высокопоставленных чиновников не было иллюзий о возможности превращения поляков в обозримом будущем в лояльных подданных Российской империи, что вело в том числе и к достаточно высокому порогу «отторженной ассимиляции»: русское общество и чиновники с подозрением относились и к демонстрировавшим лояльность «лицам польского происхождения», и к перешедшим в православие полякам. Главная цель имперских властей – защитить от «полонизации» народ. Этой цели служило и большинство перечисленных в этом разделе мер: вытеснение польского языка из учебных заведений, запрет на издание, ввоз и распространение предназначенных для народа книг на польском языке, ограничения деятельности католической церкви (o них речь пойдет в следующих главах).
Ассимиляция или аккультурация? Имперская политика в отношении литовцев в 1860-х годах
Историография введения кириллицы, никогда до XIX века не использовавшейся в литовской письменности, – наверное, лучший пример, показывающий, как одно и то же событие может достаточно по-разному оцениваться в работах, с одной стороны, литовских и польских исследователей, и с другой стороны – западноевропейских и российских ученых. Первыми запрет на традиционную латинскую и готическую графику и замену их для литовской письменности на кириллическое письмо чаще всего оценивается как неопровержимое доказательство стремления имперских властей к «обрусению» литовцев[464]
. При этом в западной и в части русской историографии эти действия российских властей оцениваются как стремление защитить литовцев от польского влияния, иногда это явление называют «деполонизацией»[465]. Как считает А. И. Миллер, этот инструмент власти использовали не для ассимиляции, но для аккультурации литовского населения[466]. М. Д. Долбилов, опираясь на детальный анализ принятия бюрократического решения о введении кириллицы, приводит интересную интерпретацию, согласно которой введение кириллицы как графической системы литовской письменности следует интерпретировать не как инструмент ассимиляции, но прежде всего как аспект социальной политики. Согласно М. Д. Долбилову, сомнительно, чтобы чиновники представляли себе литовцев вовлеченными «если не в русскую нацию, то в российское цивилизационное пространство», ученый считает, что «внедрение русской азбуки в литовскую письменность также виделось чиновникам Виленского учебного округа процессом социального характера», а вышестоящим лицам – инструментом деполонизации[467].Эта идея лингвистической инженерии родилась в умах чиновников Российской империи в 1864 году, а возможно – и на год раньше. Примерно тогда же эту идею начинают рассматривать в различных точках империи – не только в Вильне и Санкт-Петербурге, но и в Варшаве, где А. Ф. Гильфердинг и С. Микуцкий своими соображениями делились с Н. А. Милютиным, главой гражданской администрации Царства Польского. Именно Н. А. Милютин весной 1864 года предложил М. Н. Муравьеву отпечатать на литовском языке, но в русской графике законы 19 февраля 1864 года о крестьянской реформе в Царстве Польском и таким образом сделать шаг к «отрешению литвинов от польского влияния и к сближению их с нами»[468]
. Обретя союзника в лице М. Н. Муравьева, Н. А. Милютин спешил радоваться будущей победе: «Русские письмена окончат то, что начато русским мечом»[469].