Польша в советском блоке: от «оттепели» к краху режима

В тот же день Главный совет епископата, собравшись вновь (и еще не зная о смене в высшем эшелоне власти), постановил отозвать пастырское послание о вырождении нации, так как оно могло вызвать самые печальные последствия — как для церкви, так и для всей страны[545]. Причину сдержанности костела озвучил кардинал Вышиньский на заседании Главного совета епископата 29 декабря 1970 г.: «То, что случилось на Побережье, могло повториться в Лодзи, Варшаве, Кракове, везде. Какая сложилась бы в этом случае ситуация и как бы поступило правительство? Были бы приведены в движение воинские части, собранные у польско-чешской границы или возле Щецина? И если бы эти формирования вошли, они бы потом ушли или нет? Особенно немцы — из Щецина. Кто влиял бы на всё это — неизвестно»[546]. Примас полагал, что народ, имевший за плечами столь тяжкую историю, не имел права рисковать. Еще живы были воспоминания о подавленных движениях в Венгрии и Чехословакии. То же самое, по мнению церковных властей, могло случиться и с Польшей, если бы события вышли из-под контроля. IV департамент МВД, занимавшийся отношениями с церковью, также отмечал (в своей информации для нового партийного лидера Э. Герека от 24 декабря 1970 г.), что епископат думал прежде всего об успокоении общества, и потому с удовлетворением воспринял смену главы партии[547].

Как сообщал позже, в марте 1971 г., вице-консул в Гданьске Ю. Трофимов, «народная власть, понимая вред письма, сделала всё, чтобы сорвать его читку. Вышиньский же не пошел на обострение отношений с государственными властями, понимая, что открытое выступление церкви на стороне участников декабрьских демонстраций поставило бы костел в положение враждебной организации, действующей против государственного строя. Кроме того, Вышиньский понимал, что власти до конца контролировали положение и имели у себя силы для наведения порядка. Костельное руководство понимало также, что могло дойти до акции введения союзнических войск в Польше по примеру Чехословакии, и тогда на костел обрушилась бы волна репрессий и преследований, что в итоге могло привести к значительному ослаблению церкви. Епископат ожидал смены в руководстве партии и, независимо от этого, хотел сохранить видимость лояльного отношений к государству. Во всех случаях костел готовил требования к ослаблению государственной власти, чтобы в итоге укрепиться»[548]. Характерно, что кто-то из адресатов Трофимова поставил большой знак вопроса напротив его слов о возможности введения сил ОВД в страну. Это показывает, насколько по разному оценивали намерения советской стороны в Польше и в СССР.

Не подчинился решению об отзыве письма лишь наиболее радикальный из иерархов — пшемысльский епископ И. Токарчук (сам — член Главного совета), который все-таки зачитал послание, но призвал народ к спокойствию[549]. Приходские священники на Побережье, ставшем основным очагом движения протеста, также убеждали народ сохранять спокойствие, причем происходило это как по их собственной инициативе, так и по настоянию высших иерархов (например, гданьского епископа Э. Новицкого), к которым с подобной просьбой обратились местные власти[550]. То же самое повторилось в январе, когда по Щецину прокатилась вторая волна стачек. По заявлению щецинского отделения Управления по делам вероисповеданий, «множество священников по собственной инициативе выступило с амвонов с призывом к спокойствию и порядку. Содержание этих выступлений было настолько неожиданным для людей, что по адресу некоторых священников раздавались обвинения, будто они — коммунисты»[551].

Всё это, однако, не означало, что костел подчинился воле властей. Напротив, церковь дистанцировалась от кампании в прессе по очернению участников акций протеста. Гданьский епископ Новицкий, например, не стал осуждать забастовщиков и объявил 20 декабря днем памяти жертв трагедии[552]. Сам Вышиньский в варшавской проповеди 25 декабря выразил горячее сочувствие семьям рабочих, оставшихся без кормильцев, и призвал оказать им посильную помощь. Приходские костелы не остались в стороне от этого воззвания и организовали сбор средств пострадавшим[553]. 29 декабря епископат выступил с посланием к соотечественникам (автором его был краковский архиепископ К. Войтыла), в котором осуждалось насилие по отношению к участникам акций протеста[554]. Тот же Войтыла в новогодней проповеди осудил кровопролитие на Побережье и заявил о праве народа на хлеб и свободу[555].