Наиболее плодовитым мыслителем из когорты основателей Движения проявил себя Мочульский, который уже в 1976 г. разработал две программы. В более ранней, своеобразной программе-максимум (под названием «На пороге»), четко ставилась цель завоевания полноценной независимости, без которой, по убеждению Мочульского, были невозможны никакие глубокие реформы. Во второй же, «Программе 44-х», уже не было антисоветских выпадов, зато признавалась социалистическая демократия (т. е. существующий режим) при условии ее сильной корректировки (в частности, регулярной смены правящей верхушки и свободной деятельности лояльной оппозиции). В программе выдвигалась концепция четырех ветвей власти (исполнительной, законодательной, судебной и экономической), опирающихся на независимое от власти местное самоуправление. Выборы членов Гос-совета (коллективного органа, заменяющего пост президента) должны были стать всеобщими и тайными, при этом Госсовет предназначался для надзора за деятельностью Высшей контрольной палаты, прокуратуры, цензуры, органов внутренних дел и госбезопасности. Мочульский высказывался за развитие частной собственности в деревне, но выступал против таковой в промышленности. Он предполагал сохранение плановой экономики, хотя и желал вывести руководство ею из-под контроля партии путем частичных выборов в состав дирекции «Больших хозяйственных организаций». Выборы должны были проводиться среди членов заводских советов и свободного конкурса среди специалистов. За планирование национального хозяйства отвечал бы Главный экономический совет. Каким образом формировался бы его состав, из программы было неясно[604]
.В самой декларации Движения в защиту прав человека и гражданина, изданной в марте 1977 г., не содержалось никакой программы действий, кроме собственно защиты прав человека. Даже само Движение не являлось организацией как таковой, поскольку не требовало ни устава, ни постоянного членства. Такой характер этой структуры отражал убеждение ее участников, что бороться с однопартийной системой можно лишь на основе плюрализма мнений, а не с опорой на другую подобную систему[605]
.Движение изначально объединяло людей весьма разных убеждений. Единственным общим местом у них был упор на необходимость полноценного суверенитета для Польши, без которого, как они считали, теряли смысл рассуждения о реформах в стране. Требование уважения прав человека в этих условиях являлось, скорее, тактической уловкой, необходимой для того, чтобы легально расшатывать режим, оставаясь в рамках международных договоренностей Польши.
Уже тогда сформировалась определенная политическая линия, которой придерживалось Движение. Так, в январском номере официального органа Движения журнале «Opinia» («Мнение») заявлялось: «Мы протестуем против выкапывания политических динозавров, вроде анархизма или liberum veto, в качестве якобы альтернативы диктатуре пролетариата, которая есть — дымовая завеса для мнимых выборов и мнимого представительства… Следует избрать в честных, ничем не ограниченных выборах подлинных представителей народа…» И далее уточнялось: «Обязанностью каждого поляка является приложить все усилия, чтобы построить истинно демократический социализм»[606]
. Однако этот демократический социализм понимался участниками Движения совершенно иначе, нежели членами правящей партии. «Существует явный водораздел, — писала редакция „Opinia“ в марте 1978 г. — С одной стороны — те, кто хочет сохранить нынешнюю тоталитарную систему однопартийной диктатуры, пусть и с косметическими поправками, чтобы замаскировать ее псевдодемократический характер. С другой же — те, кто представляет демократическую оппозицию. Принципиальное значение имеет ответ на два вопроса: 1. Ты за упразднение однопартийной диктатуры и замену ее плюралистической системой (т. е. за отмену „руководящей роли ПОРП“)? 2. Ты за полноценную самостоятельность Польши от чужой державы (т. е. за отмену „руководящей роли СССР в социалистическом лагере“)? Тот, кто ответит на оба вопроса утвердительно, принадлежит к демократической оппозиции. Тот, кто хотя бы на один вопрос ответит отрицательно, против демократической оппозиции. Третьего не дано»[607]. И словно не удовлетворяясь этим, два члена редколлегии уточнили в майском номере: «Борьба со сталинизмом не означает борьбы с социализмом. А нарастающий кризис сталинской модели не означает кризиса социалистических структур. Лишь четкое разграничение этих в общем-то разных вопросов позволит вычленить суть проблемы, содержащейся в заявлении редакции»[608].