В конце 1957 г. Служба безопасности перехватила письмо главного редактора эмигрантского ежемесячника «Культура» Е. Гедройца Я. Ю. Липскому. Упомянутое издание находилось под пристальным наблюдением органов госбезопасности как один из главных источников «враждебной пропаганды», поэтому любые контакты с ним вызывали подозрение у властей. В ККК было внедрено несколько агентов, которые начали регулярно поставлять информацию о его деятельности. Уже первые отчеты заставили Службу безопасности в апреле 1958 г. сделать вывод: «1) Клуб Кривого колеса оказывает влияние на определенный круг высокоинтеллектуальной творческой интеллигенции; 2) несмотря на присутствие ряда членов партии на собраниях, линия партии никак не представлена, защищаются все политические взгляды, кроме этого последнего»[218]
. Еще более резкий тон имела записка одного из секретарей по культуре варшавского комитета ПОРП от ноября 1959 г.: «Дискуссии об экономической, политической, общественной и культурной ситуации в нашей стране насыщены скрытым ядом. В них чувствуется прославление Запада и враждебное отношение к СССР, Китаю и другим государствам народной демократии. Дискутантов характеризует красочность стиля, склонность к аналогиям… и аллегориям. Они хорошо подготовлены по каждой теме, свободно оперируют данными монографий и источников. Даже робкая попытка оппозиции против мнения большинства обречена на поражение. „Отступника“ буквально изничтожают язвительными замечаниями и нарочито изысканными выражениями, сальными анекдотами и репликами из зала… Всех объединяет то, что они являются клубом оппозиции. О себе имеют очень высокое мнение, полагая Клуб важным фактором воздействия на творческие и научные сообщества столицы. Лучше всего людей из Клуба характеризует такое высказывание, которое ходит по Варшаве: „Запишись в наш Клуб, у нас можно критиковать всё и всех, и тебе ничего не будет“. Всё это походит на сборище анархистов…»[219]Тем не менее столь нелестные характеристики не привели к закрытию Клуба. Причину этого ясно указали те же работники госбезопасности в апреле 1958 г.: «Ныне ситуация выглядит так, что в случае обострения положения в стране Клуб автоматически станет организационным центром, и тогда его роспуск будет не нужен, ибо дискуссии, которые сейчас проходят открыто… перенесутся в малые группы на частные квартиры, создавая что-то вроде „интеллектуального подполья“»[220]. Другими словами, вместо закрытия ответственные лица решили использовать ККК в качестве западни, куда завлекались бы оппозиционные элементы. Таким образом, начиная с весны 1958 г. имеет смысл говорить о Клубе как об объекте слежения Службы безопасности.П. Церанка утверждает, что вплоть до этого момента органы госбезопасности не занимались ККК. В качестве одного из аргументов он приводит доклад Службы безопасности от 1957 г. для министра внутренних дел, посвященный различным товариществам и организациям, где напрочь отсутствует какое-либо упоминание о ККК, хотя наличествует, например, такое объединение, как Центр товарищества молодых вегетарианцев[221]
. Молчание компетентных органов по этой проблеме чрезвычайно странно, так как ККК еще в начале августа 1956 г. обратил на себя внимание работников советского посольства, которые в аналитической записке, посвященной клубному движению, поставили его на первое место при перечислении разного рода объединений[222]. Да и сама Служба безопасности в том же августе провела поверхностное изучение ККК в рамках сбора материала о клубах интеллигенции. А уже в ноябре того же года в компетентные органы поступило первое донесение тайного сотрудника о собрании в ККК[223]. Однако Клуб, судя по всему, не вызвал подозрений у Службы безопасности. Когда спустя год было перехвачено письмо главного редактора «Культуры» Липскому, к телефону последнего была подключена прослушка (действовавшая с 30 ноября по 30 декабря 1957 г. и с 2 января по 1 марта 1958 г.). Целью прослушки было выяснить, не сотрудничает ли Липский с французской разведкой. О том, что объект наблюдения является в то же время и председателем правления ККК, работники госбезопасности даже не вспомнили[224]. П. Церанка объясняет такую неосведомленность пренебрежительным отношением Службы безопасности к Клубу, который не ассоциировался на тот момент с «происками врага». Нам остается принять эту версию, так как никаких данных, свидетельствующих об «оперативной игре» до весны 1958 г., на сегодняшний день нет.