Польская партия

Глава 4

1928 год, июль, 27. Москва

Арест Троцкого был произведен тихо.

В вагоне, в котором тот собирался бежать, все ключевые люди оказались сотрудниками КГБ. Исключая нескольких пассажиров, но с тех взяли подписку о неразглашении. И тот самый упитанный чиновник, что увидел Троцкого – прекрасно его узнал. Только сообразил, какая судьба и ближайшее будущее у этого персонажа. Нос по ветру он держать умел.

Так-то, будучи дурнем и случайным человеком на своем посту, мог бы подумать – это все для охраны. Для безопасности. Но, мазнув взглядом, отметил у Льва Давидовича билеты в руке. И сразу все понял. Бежит. А его собираются брать. Поэтому и смотрел на члена Политбюро как на пустое место. Во всех смыслах этого слова.

Троцкого взяли.

Тихо вывели.

Увезли.

Не привлекая лишнего шума. А уже вечером того же дня по Москве прошла волна арестов. Такая же тихая, не привлекающая лишнего внимания. Просто сотрудники КГБ по домам, нанося «запоздалые визиты» и вывозили чиновников среднего и высшего звена «на поговорить». Не абы как, а опираясь на показания Троцкого, который на проверку оказался жидковат. И не то, что пыток, даже нормального психологического давления не выдержал, сдав сразу всю шайку-лейку заговорщиков.

Жданов, Куйбышев, Бухарин… Туда много кто попал и был взят в оборот ночью с 25 на 26 июля 1928 года. Без всякой на то санкции не то, что ЦК ВКП(б), но и даже Политбюро.

– И ты Брут? – спросил Фрунзе, входя в кабинет, где сидел Бухарин. Выглядевший как затравленный зверек. – Вот от кого, а от тебя не ожидал. Зачем? Вот что тебе не хватало?

– Я тут не при чем! – пискнул он.

– Как это не при чем? Лейба на тебя показал. Слова его доказали документы из его сейфа. Ты есть в списке правительства после переворота. Думаешь, что мы поверим, будто тебя туда внесли без твоего ведома?

– Я держался в стороне. Вот и внесли.

– То есть, ты знал?

– Меня агитировали. Но я отказался.

– И не сообщил.

– Они взяли в заложники Эсфирь и Светлану. Я… я не смог пожертвовать ими.

– Ты можешь это доказать? – поинтересовался Артузов.

Бухарин задумался. Как-то поник, опустив плечи. И сделался совершенно жалким. Наконец он произнес:

– Не знаю. Они живы?

Фрунзе вопросительно глянул на Артузова. Тот секунду помедлив, вышел. Чтобы сделать запрос. И почти сразу вернулся.

– Где они сейчас? – спросил Фрунзе.

– На даче. Их туда вывезли и держат. Охрана – верные Лейбе люди.

– Он тебе угрожал? На него не похоже.

– От его имени. Он меня пытался агитировать. Когда ничего не вышло – просто ушел. А ко мне подошел один из его охраны, сообщив, что моя жена и дочь поживут на даче. Под их присмотром. Чтобы я туда не совался и, если стану болтать лишнее, им конец.

– Как его зовут? – спросил Артузов.

– Не знаю. Мне нет дела до охраны Троцкого. Он после покушений на Михаила Васильевича окружил себя малоприятными типами.

Артузов выложил из папки, которую имел с собой, несколько фотографий.

– Кто-то из них?

– Вот этот, – уверенно произнес Бухарин.

Помолчали.

Поговорили немного о чепухе.

Бухарин выглядел настолько подавленным, насколько только можно. Фрунзе его было жаль. Однако в политике нет места личным чувствам. Ты либо давишь своих врагов, либо они давят тебя. И надеяться, что враги проявят к тебе снисхождение в таких играх может только дурак.

– Не дай себе упасть. Сожми кулак и бей. Смотри враг скалит пасть. Он боится тебя. А это значит ты сильней… – перефразировал Фрунзе слова одной вирусной песенки из XXI века, когда как-то у него зашел разговор с новой супругой о политической борьбе.

– Страшные слова… – нахмурилась Любовь Орлова.

– Такова природа власти. – мрачно ответил муж. – Можно быть умным, хитрым, ловким, мудрым… да хоть блаженным, но если ты не готов рвать врагов за себя и своих, то ты проиграл. Вспомни революцию и последующую Гражданскую. Почему мы выиграли? Для нас ничего не было «слишком». А царь… слабак… ничтожество… он мог легко, практически не напрягаясь удержать власть и спасти свой народ от чудовищной по своей разрушительности Гражданской войны. Драмы, которая унесла более чем в пять раз больше жизней, чем Мировой война. Но он у него кишка оказалась тонка. За что он поплатился и своей жизнью, и жизнями своих близких, и миллионами загубленных душ своих подданных – тех людей, которых должен был защищать и оберегать. Это поистине проклятие небес, если правитель не может наказывать провинившихся. Пусть даже самых близких и самых любимых. Он должен уметь переступать через свои чувства и свои принципы.

– Переступать? – горько усмехнулась Любовь. – И идти по трупам?

– Если потребуется. Без малейших рефлексий. Ибо власть идет рука об руку с необходимостью проливать кровь. Такова ее природа. Порядок не установить, если не будут правил игры и наказаний за их нарушение. А без порядка – все тлен. Анархия. Хаос. Всеразрушающая энтропия.

– И как далеко правитель должен заходить в таких делах?