Включение в Комитет и Делегацию отдельных представителей «умеренной» демократической эмиграции стало результатом определенного влияния либеральных элементов. Боровшиеся против революционных тенденций «белые» звали к «широкому» объединению сил. К такому же единству они призывали эмиграцию. Еще в конце 1860 г. они потребовали «примирения» заграничных партий, пригрозив отказом в финансовой помощи, и 31 марта 1861 г. на празднике Пасхи в Батиньольской школе сторонники Отеля Ламбер в присутствии посланцев Королевства Польского сделали попытку объединения эмиграции. Призыв к единству звучал и в речи В. Чарторыского 3 мая 1861 г. И хотя тогда «примирение» было отвергнуто демократически настроенными эмигрантами, выступившими против претензий Чарторыских на «руководство делами страны», поиски согласия продолжались. Повод для этого дали торжественные похороны князя Адама в июле 1861 г. Они проходили с королевскими почестями, и консерваторы развернули широкую кампанию по увековечению памяти покойного: собирались деньги на сооружение костела в Париже, было решено выбить памятные медали и гравюры, воздвигнуть памятники как за границей, так и в Польше после ее освобождения. «Над столь великой могилой, – утверждалось в польской эмигрантской прессе, – противники должны подать друг другу руки». Оглашенное вскоре политическое «завещание» князя Адама напоминало о претензиях рода Чарторыских («фамилии») на польский престол, на руководящую роль в эмиграции. В завещании излагалась концепция внешней политики: «объяснять действия в стране, защищать национальные права перед общественным мнением и правительствами Европы […] завязывать и развивать те отношения с иностранными правительствами, которые могут помочь Польше и в освобождении ее от рабства, и в ее будущей независимой жизни и деятельности». Все эти обязанности взял на себя «наследник» князя Адама, его младший сын Владислав. В Манифесте к польскому народу и эмиграции, оглашенном 15 сентября 1861 г., он заявил о готовности «нести бремя польской службы за границей», пока его не заменит тот, кого назначит «законное и явное» правительство Польши. В. Чарторыский указывал на «милость Провидения», которое в лице его партии дало порабощенной Польше «собственную заграничную службу, способную отстаивать и защищать ее внешние интересы и нужды нации». На этом основании он требовал от поляков признания и поддержки и, прежде всего, рассчитывал на объединение под началом Отеля Ламбер эмиграции, необходимое для завоевания европейского общественного мнения. Эти претензии Чарторыского были поддержаны «Голосом с родины» – документом, появившимся за границей в начале сентября и, скорее всего, фальсифицированным. «Голос с родины» «призывал и умолял» эмигрантов установить согласие по примеру Польши и создать «единый национальный эмигрантский комитет объединенных стремлений», который утверждал бы все политические документы эмиграции и распоряжался ее материальными средствами. Подчеркивалось, что комитет будет «заниматься чисто национальными интересами, отбрасывая все чуждое, как панславизм, утопическая демагогия, социализм, диктатура», и не делая различия между аристократической и демократической эмиграцией. «Единственным нашим цветом» «Голос с родины» объявлял «цвет польской национальности». Такое решение проблемы эмиграции, утверждали авторы документа, дало бы Польше «истинную гарантию согласия, единства и порядка» и стало «незыблемым фундаментом освобождения нации из оков рабства». Они старались доказать, что Польша «глубоко проникнута отвращением ко всякому анархизму» и столь же глубоко «ощущает необходимость порядка», ради которого польский народ, якобы, был готов всем «пожертвовать»216
.