Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века

Твердыми сторонниками «порядка» были князья Чарторыские, и потому «Голос» прочил князя Владислава в руководители будущего «комитета объединенных стремлений». Напоминая о «влиянии, которое оказывал при жизни» Адам Чарторыский, авторы «Голоса» предлагали «назначить его сыну […] соответственное его трудам и заслугам место в коллективе […] объединения». Приводились, в частности, доводы о значении имени Чарторыского в глазах Запада, о важности личных связей князя. На этом основании делался вывод, что князь Владислав имеет больше прав стать вождем эмиграции, чем любой другой даже более заслуженный политик. Сторонники Отеля Ламбер составляли большинство среди кандидатов, рекомендованных «Голосом» в члены комитета. Но в числе 30 предложенных имен были также имена сторонников демократии и повстанческого курса Ю. Высоцкого и Я. Ледуховского, что должно было подтвердить «единство» эмиграции. Такое «подтверждение» содержалось и в речи агента Отеля Ламбер Н.Ф. Жабы, выступившего 21 октября 1861 г. на собрании эмигрантов в Лондоне. Призвав к «тесному согласию», которого «требует Родина», и отказу от «всякого поклонения какой бы то ни было политической теории» ради исполнения «святого долга поляка», он провозгласил: «Братья, последуем прекрасному примеру Отчизны! Ныне нет ни аристократов, ни демократов – все мы поляки!». О «распаде» прежних партий говорил и сам В. Чарторыский в речи 29 ноября 1861 г. Он повторил утверждения о задачах эмиграции «просвещать правительства и общественное мнение Запада» и еще раз напомнил о необходимости ее объединения по примеру Польши: «Возвышенное состояние умов, так счастливо побуждающее к согласию и рассудительности в стране, переносится также и в наш изгнаннический круг, распались партии, рассеялись так ясно выраженные прежде лагери; сложились лишь группы, которые выражают какую-либо потребность страны или эмиграции либо стараются выполнить какую-нибудь общественную функцию […]. Я не сомневаюсь, что когда нас призовет интерес родины, то мы все последуем примеру Варшавы, и что эти группы, а с ними и весь эмигрантский коллектив сумеет в данную минуту объединиться и начать более широкую и подсказанную событиями деятельность»²¹⁷.

Хотя Чарторыский подтвердил отказ от руководства внутренними делами Польши, но демократическая эмиграция в целом не поверила этим обещаниям, не откликнулась на призыв консерваторов. С протестом выступил генерал М. Рыбиньский, обвинивший Адама Чарторыского в измене делу польской независимости. Возмущение эмиграции вызвало «завещание» князя Адама: газета «Demokrata Polski» увидела в нем «непонятное безумие», «мираж гордости», а Я. Ледуховский на торжественном собрании 29 ноября 1861 г. заклеймил позором «людей, позволяющих себе считать польскую эмиграцию как бы собственностью известной фамилии […], которая может быть завещана наследникам».

Манифест В. Чарторыского от 15 сентября 1861 г. орган ПДО назвал «смехотворным», выступив против подобных попыток «без общественного полномочия и контроля брать на себя руководство национальным делом и распоряжение общественными средствами». Он разоблачил «Голос с родины» как состряпанное за границей «политическое шарлатанство», как «жалкую жульническую халтуру». О фальсификации этого документа, на самом деле созданного в Париже, писал и «Przegląd rzeczy polskich», в его аутентичность не поверила основная масса демократической эмиграции. Горстка эмигрантов, собравшихся 17 сентября 1861 г. по призыву Владислава Чарторыского, не смогла прийти к соглашению, а 21 октября на собрании в Лондоне был единогласно принят Манифест польской объединяющейся эмиграции, отмежевавшейся от «претендентов на корону, диктаторов, верховных и прочих вождей», хотя собравшиеся подтвердили необходимость для эмиграции, следуя примеру Польши, объединиться, чтобы лучше служить родине. Попытку создания «аристократическо-демократического комитета под облупленной княжеской фирмой», толкующего о «национальной дипломатии как о единственной своевременной работе», высмеял и орган польской молодежи в Париже «Głos». А сторонники Мерославского на страницах своего печатного органа «Baczność» заявили, что хотя «эмиграция не имеет претензии быть вождем и руководителем нации, но она никогда не унизится, не станет […] нищим, вымаливающим стране дипломатическую помощь. Пресмыкаться в парадных министров – эта роль уж слишком опошлена ясновельможными эмигрантами»²¹⁸.