Мерославский пытался опровергнуть выдвинутые против него обвинения, направив письмо к Гарибальди, а также издав тиражом в 5 тыс. экземпляров брошюру, в которой, обрушиваясь на Рыбиньского и демократическую прессу, взывал к суду Польши. Его положение усугублялось обвинениями в растрате денег, предназначенных на нужды эмиграции и военной школы, и становилось «критическим», что признавал сам генерал: «Сидим на огромной горе пустоты», – писал он Кужине 14 декабря 1861 г. Разрыв с Гарибальди ударил по его планам польско-итало-венгерского выступления. Делая вид, что он «освободился от гарибальдийского ига», Мерославский теперь больше рассчитывал на союз с Венгрией. В основу новых планов лег проект восстания в Венгрии при участии Сербии, Черногории и Дунайских княжеств. Он предусматривал приглашение на венгерский престол французского или английского принца и, возможно, получил одобрение принца Наполеона, а также Г. Пальмерстона, с которым генерал вел переговоры в середине 1862 г. В начале же этого года прозвучал его призыв к дезертирству польских и венгерских эмигрантов из турецкой армии и вступлению их в польско-венгерский легион для участия в готовящемся венгерском восстании. Стараясь укрепить внешние связи, Мерославский стремился заполнить «пустоту», образовавшуюся вокруг него в польской эмиграции. Еще летом и осенью 1861 г. он сам отмежевался от бывших союзников по Польскому коло. Уже в октябре 1861 г. воззвание, обращенное к Польше, оказалось подписанным лишь одним Мерославским, тогда как два предыдущих имели также подпись Высоцкого. Мерославский не доверял ему и, уезжая в Италию, приставил Кужину следить в Париже за действиями Высоцкого, которого считал виновным в настраивании против него учеников школы и замешанным в скандал с Комитетом Оккипинти. Польское коло Мерославский обвинял в интригах и клевете против него, в попытках лишить его связи с Польшей. В начале 1862 г. Коло решило устранить генерала от распоряжения денежными фондами, в результате разгорелась борьба, прозвучали взаимные обвинения в растрате. Эта борьба была лишена принципиальных оснований, так как мерославщина и «умеренная» демократия имели общую шляхетскую базу. Однако Мерославский пытался объяснить свой разрыв с парижским Коло принципиальными мотивами, представить его как борьбу «революционной демократии» против «либерально-шляхетского демократизма». Он считал свое направление школой «распорядительного диктаториального демократизма», выражающего принципы Польского демократического общества и желающего объединения со шляхтой лишь на условиях принятия таких принципов; направление же парижских демократов из Польского коло являлось, по его мнению, либерально-шляхетским, так как они отказывались от всяких принципов во имя обеспечения поддержки со стороны других партий, в первую очередь, влиятельной и богатой партии «можновладцев»265
.