Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века

Действия противников восстания не добавляли им влияния в оппозиционной среде и привели к значительному ослаблению позиций «белых» в революционном лагере. Летом 1862 г. их посланцы Хорновский и Красиньский просили у Отеля Ламбер политической поддержки, обещая финансовую помощь со стороны Дирекции. В Париже была создана тайная касса под началом Л. Воловского, С. Галензовского и В. Калинки; на содержание Бюро Отеля Ламбер Дирекция выделяла 120 тыс. франков, и до конца 1862 г. в Париж были переданы крупные суммы. Одновременно шли переговоры о политическом соглашении. Однако хлопотавшие об этом представители Дирекции Л. Гордыньский, А. Тшетшевиньский и Э. Юргенс добились лишь согласия Чарторыского на создание в Париже редакционной комиссии для освещения в печати событий, происходивших в Королевстве Польском, в целях воздействия на европейское общественное мнение. Кроме того, было налажено регулярное сообщение между Бюро Отеля Ламбер и варшавской Дирекцией, что позволяло консерваторам лучше ориентироваться в ситуации: они ознакомились даже с подпольной варшавской прессой. Особенно интересовало Бюро положение в «забранных провинциях», и оно требовало усилить с ними связь. Поэтому в Париж часто приезжали представители «белых» из Литвы, Украины, Белоруссии, например, в августе 1862 г., накануне предстоявшего проведения дворянских съездов в Вильно и Гродно, в Париж за инструкциями прибыл губернский предводитель дворянства В. Стаженьский. Из «забранных провинций» в штаб аристократической эмиграции поступали также и денежные средства²⁸⁸.

Последнее было очень важно для Отеля Ламбер, так как его деятелям не удалось собрать средства по подписке на создание в Париже собственного печатного органа, и это заставляло их платить большие деньги (свыше 100 тыс. франков) за публикацию статей о Польше в иностранной прессе. Польскую демократическую эмиграцию возмущала эта практика «давления […] на парижскую прессу польскими деньгами», она считала, что это оскорбляет достоинство поляков и компрометирует дело Польши, тем более, что отношения консерваторов с французской журналистикой нередко приобретали унизительный характер. Так, например, А. Козьмян заявил редактору одной из парижских консервативных газет бонапартистского направления Лагеронньеру, будто «каждый поляк является бонапартистом». «Каждый благоразумный поляк, – утверждал он, – консерватор, мы поляки и считаем себя благоразумными, мы предоставляем себя в ваше распоряжение и желаем служить вам». Не удивительна была оценка подобного высказывания прессой демократической польской эмиграции: «Głos wolny» подчеркивал, что оно «не только оскорбляет святость дела (Польши. – С. Ф.), но не может даже способствовать представлению его в симпатичном свете»²⁸⁹.

Однако Отель Ламбер имел свои представления о том, в каком свете выгодно пропагандировать польское дело и как можно успешно «насолить» врагам Польши, в то же время отвлекая от идеи восстания. С этой целью был использован «черкесский вопрос», которым аристократическая эмиграция интересовалась и раньше. Английский политический деятель и противник России Д. Уркарт еще в 1861 г. советовал В. Замойскому будировать этот вопрос перед европейской общественностью, возбуждая ее интерес к войне России на Кавказе. «Все эти годы, как Польша пала, – писал он, – прошли без шанса на полезные усилия. Теперь этот шанс появился». Чтобы использовать этот шанс, агент Отеля Ламбер в Стамбуле В. Иордан направил прибывших туда черкесских и дагестанских предводителей в Париж. Оттуда их переправили в Лондон, где Замойский и Уркарт организовали в честь прибывшей делегации целую программу публичных собраний и частных приемов, носивших ярко выраженный политический анти-российский характер. Политическое значение этой кампании было подчеркнуто тем, что горцы, сопровождаемые Т. Лапиньским, бывшим агентом Отеля Ламбер на Кавказе, получили аудиенцию у лорда Пальмерстона²⁹⁰.