Демократическая эмиграция также готовилась к участию в грядущих европейских событиях, и, видимо, слух о ее общих с Мадзини планах борьбы не был беспочвенен. Это, в частности, подтвердило воззвание Польского национального комитета от 1 октября 1845 г., в котором его члены, заявляя, что не претендуют на представительство всего народа, подчеркивали задачу эмиграции – свидетельствовать о том, что польский народ жив, и подтвердили решимость заключить революционный союз с народами, защищать славян от царизма. Авторы воззвания предупреждали: «Назревает взрыв! Мы чувствуем приближение минуты боя и победы, ибо ничто не подвигнет Польшу, ничто не добудет ей победы, как только оружие и бой. Народ и люд польский осознали свою силу и самостоятельность и подали к этому сигнал […]. День и час покрыты тайной, они совсем неожиданно блеснут омертвелому миру. Наблюдайте, прислушивайтесь, вставайте на свои сторожевые посты, беритесь за руки, чтобы быть вместе». Подобные воззвания были направлены Огулу эмиграции и Польскому демократическому обществу. Обвиняя Централизацию в идейном догматизме и организационном сектантстве, осуществлении диктатуры в отношении членов ПДО и очернении политических противников, Комитет звал эмигрантов к объединению116
.Приближение революционного взрыва ощущала и Централизация. В феврале 1845 г., оценивая обстановку, газета «Demokrata Polski» писала: «Для нас, для поляков, […] возникает тот вывод, что поскольку дело наше не может быть отложено на неопределенное время, Польша не должна ни на кого рассчитывать, кроме себя самой». Празднование демократами годовщины Ноябрьского восстания 29 ноября 1845 г. проходило в Париже в особо приподнятой обстановке. Мерославский выступил с речью, основные положения которой были отредактированы Централизацией. «Для того, чтобы быть, недостаточно этого хотеть, но нужно знать, как быть», – провозгласил генерал. Он изложил программу Польского демократического общества, подчеркнув, что оно «не отделяет социальной революции», то есть не отделяет «восстания за независимость от восстания за равенство классов». Наделение крестьян землей в собственность он назвал «революционным средством» – «одним из самых непосредственных, самых практичных и действенных способов вывести массы из состояния омертвения». «Нашим идеалом, – заявил Мерославский, – является Польша нераздельная географически, единая в отношении социальных прав и политически всемогущая […] Польша в границах 1772 г., ибо столько нужно этому государству пространства и воздуха, чтобы его существование, закрепленное и гарантированное, осталось нерушимым при всех опасностях и случайностях, ибо только такая Польша сможет при превратностях будущего отвечать на интернациональные призывы, к чему ее обязывает само ее возрождение в европейском союзе. Польша равная и единая в политическом, социальном и экономическом отношении, то есть Польша, населенная самыми настоящими гражданами, […] Польша, одинаково доступная и благорасположенная ко всем вероисповеданиям». Наряду с Мерославским, от имени Польского демократического общества выступали Винцентый Мазуркевич, Леон Зенкович. Менее масштабный характер имели празднование, организованное также в Париже Объединением польской эмиграции под председательством французского парламентария Вавена, и подобное торжество в Брюсселе, на котором председательствовал Ворцелль и в котором участвовали многие бельгийцы и эмигранты разной национальности. В Лондоне празднование проходило под председательством Генри Росса и было наиболее многолюдным: присутствовали как члены Объединения польской эмиграции и английские радикалы, так и французские, немецкие, датские, венгерские, турецкие эмигранты. Была принята резолюция с осуждением политики Николая I117
.