Наталия Данилович повесилась на березе, осеняющей могилку ее сына. Не оставила ни слова. На следующее утро ее нашли шедшие на работу люди и сообщили в комендатуру. Ежи Даниловича выпустили под конвоем похоронить жену. Даже крест на ее могиле не успел он поставить, его снова арестовали. Через несколько дней его отвезли в Тайшет, приговорили к десяти годам лагерей строгого режима за «попытку побега и воровство государственного имущества». Березовый крест на могиле Наталки поставили люди из Червонного Яра.
16
Сибирская зима наступает уже в октябре, сразу снежная и морозная. Она в состоянии в одну ночь сковать реки льдом, засыпать тайгу пушистым снегом по пояс. В начале зимы время от времени срываются снежной бесовской круговертью метели. Такие морозные сибирские метели, которые зовутся здешними жителями пургой, наметают огромные сугробы, засыпают села по самые крыши, морочат до смерти, сбивают с дороги путников, сбрасывают птиц с деревьев, в сосульку превращают слабое зверье. В конце ноября зима успокаивается. Прекращаются метели, уплотняется, утрамбовывается толстый снежный покров. Неделями стоит тихая безветренная погода. Небо над тайгой голубовато-серебристое, солнечное днем, звездное ночью. Мороз держится крепкий и ровный, чаще всего днем ниже тридцати градусов. По ночам мороз усиливается и с пушечным грохотом ломает в тайге вековые деревья.
Зимние дни в Калючем были похожи друг на друга, как близнецы. Одинаковые от рассвета до заката. Как только светало, независимо от погоды и времени года бригады отправлялись на рубку тайги. Как и в прошлую зиму, они валили мачтовые сосны, стаскивали их на берег Поймы, складывали штабелями и готовили к весеннему сплаву. Ссыльные набрались опыта, легче справлялись с работой в тайге. И одеты были получше. Накануне зимы им выдали ватную одежду, а некоторым даже заветные валенки. Переселенцы понемногу привыкали к сибирскому климату и легче переносили суровую зиму. Даже кормили их в эту зиму немного лучше. Увеличили на сто граммов норму хлеба, в столовке выдавали большие порции, иногда с куском мяса. В ларьке без комендантских талонов можно было купить соль, чай, рыбные консервы и махорку. А по торжественным случаям — немного сахара, конфет и бутылку водки! И было на что покупать, потому что с осени тайшетский леспромхоз стал платить ссыльным за поставки леса. Деньги небольшие, да все пара рублей в кармане. Трудовые нормы были высокие, не каждый был в силах их выполнить. Таких — надзиратели их звали
— …Итак, граждане спецпереселенцы, с сегодняшнего дня шутки кончились! За каждое нарушение трудовой дисциплины — под суд! Я не намерен тут терпеть ни малейшего саботажа, никаких лодырей. Бригадиры строго предупреждены, чтобы требовали с вас без всяких поблажек. И чтоб мне ежедневно о таких саботажниках докладывали. А тек, кто в работе отличится, перевыполнит норму, — будем награждать. Для таких у нас все будет: и почет, и талоны в магазин. А для стахановцев — квартира в новых бараках!
Два новых жилых барака выстроили сами ссыльные этим летом. Третий, предназначенный под клуб и школу, спешно заканчивали перед началом зимы. На фоне старых бараков, серых и прогнивших, новые выделялись белизной свежеотесанной сосны, сильным запахом смолы. В новых бараках уже не было общих нар. Из длинного коридора входы вели в разделенные перегородками места для одной семьи. Для кого эти новые бараки? Кому выделят такую отдельную комнатенку?
— Помните, что нам весной комендант говорил? Стахановцы там жить будут. Минимум двести процентов нормы надо выработать, чтобы туда переселиться.
— А я слышал, что новых ссыльных в Калючее должны привезти. Литовцев или эстонцев каких-то?
— А они тут откуда?
— Ты что, не слышал? Литва, Латвия и Эстония «добровольно» в Советский Союз вошли.
— Слышал, слышал! Молдавию у Румынии тоже «добровольно» забрали. Только наша глупая Польша вечно русским сопротивлялась.
— А я вам говорю, что комендант туда своих жополизов поселит. Шпиков и предателей, которые о Польше забыли. Я вам говорю, мужики, это такая хитрая политика у них — одурачить, мозги затуманить, оставить нас тут навсегда. Ну нет! Пусть меня лучше в старых бараках клопы жрут!
— Брешешь, Мантерыс! Весной, когда огороды давали, ты тоже людям голову морочил. Если б я, дурак, тебя тогда не послушал, имел бы теперь пару ведер картошки на зиму. Если бы меня, например, в новый барак переселили, я бы долго не размышлял. Сам подумай, наконец, у человека был бы свой угол. А так, с собственной бабой переспать негде.