Утром грохнула по деревне весть о краже нетели с господского двора. Долетела она и до приходского дома. А было как раз воскресенье, и помещик велел плебану огласить с амвона о мерзком преступлении. И тут же пообещал награду тому, кто откроет наглого вора.
Ксендз кончил проповедь, прочитал по бумажке, кто женится, а кто помер. Под конец упомянул о краже:
— Если кто-нибудь из вас знает вора, пусть скажет! — И посмотрел сурово в лица верующих, возносивших к нему преданные взоры.
И только он сказал это, Совизджал в ту же минуту с хоров:
— Я, святой отец, знаю!
Весь честной люд повернул головы к хорам, удивляясь, откуда это органист знает о краже. Плебан перетрусил на амвоне. «Так мне и следует! — подумал он. — Еще куска мяса не проглотил, а оно уже встало мне поперек горла. Не иначе, как этот проныра позарился на господскую награду».
Помещик, сидевший на почетном месте за оградой, не очень верил, что вор найдется. Теперь ему полегчало, как услышал слова органиста. Сразу после службы вызвал пан Совизджала в ризницу.
— Так ты, говоришь, знаешь, кто украл петель? — спросил он милостиво.
— Знаю! — Совизджал стрельнул шельмовским глазом на плебана.
— Кто же это?
Органист крякнул и выпрямился.
— Это было, ясновельможный пан мой, так. Подходит отпущение. Вот-вот съедутся на деревню гости в сутанах. Святой отец наш и жалуется мне: «Совизджал, братец, кусочка мяса на обед нету». Тогда я говорю: «Пойду на усадьбу, святой отец, украду телочку. Пану помещику это ничего — он богатый, а ты, благодетель наш, с честью справишь обязанности хозяина». «Иди! — сказал на это святой отец. — Скуп помещик, пусть хоть таким способом участвует в устройстве праздника».
«Проклятый изменник! — задрожал в душе священник, слушая признания органиста. — Miserere mei, Domine!»[11]
А Совизджал как ни в чем не бывало продолжал:
— И вот пошел я ночью за теленком. Повезло — никто не видел… Разделили мы мясо со святым отцом ксендзом по справедливости. Вот только как дошло дело делить требуху, никак не могли прийти к согласию. Я и говорю пану плебану: «Давай ухватимся за кишку зубами каждый со своего конца и потянем! Сколько кому оторвется — то его». Схватили мы зубами кишку и тянем каждый в свою сторону. У ксендза зубы крепче: как потянул — кишка оборвалась и так хлестнула мне по роже, что я проснулся.
— Так тебе все только приснилось про кражу? — вскричал помещик.
— Приснилось. А как же иначе? — отвечает Совизджал.
— Дурень! Ты что, потешаться надо мной вздумал? — завопил помещик, поднял кулак и, если бы не святое место, ударил бы зубоскала.
Как ошпаренный вылетел вельможный пан из ризницы. Не показался он и на праздничной трапезе. А плебан с гостями откушали спокойно. И Совизджал им помогал, как мог.
96. Как мужик научился воровать
Работал один мужик на пана и обнищал так, что уже и есть было нечего. Вот пошел он из деревни в лес, снял свой полушубок, повесил его на сосну и стал подбираться к нему так осторожно, как вор, который хочет что-то украсть. В это время пан ехал мимо. Увидел его и спрашивает:
— Мацей, ты что там делаешь?
Мацей отвечает:
— Да обеднял я совсем, есть нечего. Вот и приходится на старости лет учиться воровать.
— Знаешь что, — говорит пан. — Попробуй украсть нынешней ночью моего жеребца из конюшни. Если сумеешь, получишь сто рублей. Но украсть его надо сегодня же.
— Ладно, пане, украду.
Пошел Мацей к еврею, заложил топор и купил три бутылки водки. Днем отнес их в панскую конюшню. Одну спрятал в сене, что приготовлено было для жеребца на ночь, вторую сунул в овес, а третью под кормушку, в солому, припасенную здесь, чтобы подостлать ее жеребцу под ноги.
А пан поставил троих сторожей стеречь коня: одному велел сесть на него верхом, а двоим — стоять у двери и зорко следить, чтобы Мацей никак не смог его вывести. Сторожа эти, когда задавали жеребцу сено, нашли бутылку водки и распили ее. Потом давали коню овес — нашли вторую бутылку. Выпили и эту. Стали на ночь подстилать солому коню под ноги, увидели третью бутылку — и эту осушили. Так нализались, что заснули как убитые и не знали, что это все Мацей подстроил.
А Мацей пришел ночью, поднял того сторожа, что сидел на жеребце верхом, пересадил его на забор и вместо поводьев дал ему в руки перевясло. Потом набрал колесной мази, склеил волосами тех двоих, что должны были стеречь вход в конюшню, и увел коня в лес.
Пан как только встал утром — прибежал на конюшню. Не терпелось ему увидеть, там ли его конь. Смотрит — коня и след простыл. Один сторож спит, сидя на заборе, двое лежат у дверей и тоже спят. Он их стал будить, а они со сна кричат:
— Чего ты меня за волосы дерешь? Чего ты меня за волосы дерешь?
Пан давай их кнутом хлестать за то, что не устерегли коня. Потом приказал позвать Мацея и спрашивает у него:
— Это ты, Мацей, жеребца моего увел?
Мацей говорит:
— Вы приказали украсть, я и украл.
— Приведи его обратно, — говорит пан. — И за мной будет сто рублей. — Он вроде как шутил с Мацеем. — А коли хочешь заработать еще сто, укради у меня нынче ночью из комнаты шкатулку с деньгами.