Польские новеллисты

Он достал сигарету, сунул ее в рот. Потом, не раздумывая, подошел к ним. Медленно, низким, сдержанным голосом объяснил он Модзинскому, что тот решил задачу Реллеиберга. Потом взял его рукопись, сказал, что обработает ее, и вышел, оставив его с Рыловой, счастливого, сияющего…

То, что через две недели после описанных событий в работе Модзинского была найдена ошибка, уже не имеет значения. Важна та тихая спокойная ночь, в которую он входил смело, с высоко поднятой головой, снова садясь за стол, заваленный бумагами.

Ибо каждый так же, как и он, отправляется в собственную ночь, чтобы найти оправдание своему существованию и своим усилиям, чтобы побороть свою собственную душу.

ЭРНЕСТ БРЫЛЛЬ Горько, горько…

— Яська, ты с ним туда не пойдешь! — сказал я своей сестре, когда сват, зачерпнув кружкой самогону из только что принесенного ведра, объявил, что «петухи уже пропели и пора куру попридушить насед…».

— Не пойдешь, не пойдешь, провалиться мне на этом месте, — бормотал я, обращаясь к выходящей сегодня замуж Яське, упорно запихивая при этом под стол валявшегося у меня на пути кума, нашего ближайшего соседа. — Не ходи, — умолял я, складывая перед нею руки, словно перед ксендзом. — Это же хамы…

— Но ведь они дальние родственники матери, — испугалась сестра, наклонившись ко мне, ослабила узел на галстуке и нечаянно оторвала при этом пуговицу на рубашке.

Франек, ее жених, а после полудня — муж, уже давно сидел с расстегнутым воротом, и было видно, как у него ходуном ходит плохо выбритый кадык. Мои дружки поговаривали, что он, наверное, боится повести Яську, как полагается, на супружеское ложе и уже подумывает, не попросить ли кого-нибудь о помощи.

Об этой помощи судачили, пожалуй, уже с час. Я слушал, и поначалу все это казалось мне даже смешным, как это всегда в таких случаях бывает на свадьбах. Я и сам точно так же рассуждал о женщинах, которые не были моими сестрами. После второй кружки приятели даже спросили меня насчет Яськи — какая, мол, она из себя, небось видел ее, ведь случается же нередко, что сестру видишь всю с ног до головы. Я подтвердил, что действительно видел ее всю — оно так и было на самом деле, — и стал хвастать, что через минуту в постели ей придется Франека граблями искать. Такие они, эти Куркуцы, маленькие все…

— Как лилипуты, но с такими… — показал Збышек.

— Хочешь верь, хочешь нет, — скривился я, — по мне Яську жалко.

— А на что у него годится? Только в носу ковырять, сразу видно…

Мои кумовья тихо засмеялись, и мы пропустили еще по кружке. Как раз в это время сват громко крикнул: «Горько, горько!», и нам оставалось лишь присоединиться к его требованию.

— Смотрите, как Яська его схватила, — шепнул мой кум, облизывая потрескавшиеся губы, — Как она его схватила…

Франек уже был готов. Он с трудом поднял свесившуюся над перепачканной скатертью голову, задрал лицо кверху, и свет лампы как бы окутал его потную физиономию, а он раскрыл рот, любезно позволив жене стереть со своих губ остатки бигоса. Потом стал неуклюже целовать маленький Яськин рот. Не попадая в губы, он целовал ее в щеки, лизал нос и наконец, отчаявшись от нарастающего смеха, облапил сестру, поглаживая ей плечи, грудь, живот.

Когда я увидал, как Яська краснеет, мне стало вдруг тяжко. Парни, сидевшие возле меня, были довольны молодоженами. Они то и дело заглядывали под скатерть, стараясь как можно поподробнее разглядеть все проделки Франека.

— Осторожно, Франек, чулки невесте порвешь, — сказал кто-то из них, вроде бы доброжелательно к моему будущему зятю.

— Не твои, — буркнул я и увидел, как мой кум проворно отодвигается в сторону, будто я собирался проткнуть его лежащим на столе кухонным ножом.

— Не твои, — повторил я, пряча нож в рукав, и уже не мог спокойно, как раньше, думать о том, что будет с Яськой, когда ей придется идти на супружеское ложе. Франек валился на стол, и на лице сестры я увидел как бы тень усталости. А быть может, и отчаяние. А ведь всего несколько часов назад, когда она выходила из костела после венчания, на губах ее играла счастливая улыбка. Тогда я допил свою кружку и сказал сестре, что сегодняшней свадьбы вроде бы и не было.

Яська, пользуясь тем, что все запели хором какую-то песенку о рыбках и улыбках, оттащила меня в сторону и заклинала всеми святыми:

— Не делай этого, Фердек. Что люди скажут, вся деревня…

— Ничего не скажут…

— Фердек…

— Не для того мы тебя растили, — рассердился я. — Раз, и все будет кончено… Сейчас вот возьму лампу…

— Фердек, он мой муж. — Сестра обняла меня за шею, так что со стороны могло показаться, что происходит трогательное прощание брата с сестрой. — Фердек…

— Ну и что, что муж. Не для того мы тебя в школу посылали. На курсах училась. И стряпать и шить умеешь. Сама платье сшила, — расчувствовавшись, продолжал я. — Сама, будто сирота какая. Но все равно твое платье самое красивое. Ни у кого в Кунах такого нет… А как ты готовишь! Ни на одной свадьбе так не угощали…