Польские новеллисты

— Трудновато вам будет, — сказал Антось так проникновенно, будто это его самого выпускали к сезону. — Вы столько времени не работали. Придется крепко поднажать…

— Да, да. Поднажать придется крепко… — согласился Геня и потер руки.

— А кроме того, их семьи все время получали пособие, — после минутного молчания продолжал Антось.

— Откуда пособие, откуда пособие! — взорвался маленький Зыгмупт. — Всыпать им надо было, а не пособие давать! — орал он.

— Один там есть из высших, — сказал Левша, которого в этот самый момент надзиратель впустил в камеру. Все замолчали, уставившись на Левшу с вниманием и почтением. — Генерал, кажется. И майор тоже есть.

Левша принялся за еду. Выщербленным ножом покромсал буханку хлеба. Каждый ломоть толсто намазал смальцем, потом очистил четыре луковицы, нарезал их кружочками и осторожно положил на хлеб. Из своей тумбочки достал банку порошкового молока. Полную, с верхом, ложку всыпал в котелок с черным кофе. Добавил четыре ложки сахару. Размешивал он старательно, разминая комочки.

— Подкрепляется, — шепнул Бомбель Гармонисту.

— Еще как подкрепляется…

— Вот это подкрепляется, а? — вполголоса сказал Шамша.

— Ну, пан Левша, значит, подкрепляетесь, — наконец громко высказался Рак.

Левша старательно жевал остатками зубов.

— Ну в что? — пробурчал он, не глядя на Рака.

— Да нет, ничего, — смешался Рак. — Я только, что вы вот, значит, подкрепляетесь. Правильно делаете, что подкрепляетесь, — добавил он с восхищением, — в тюрьме главное — это подкрепиться. Приятного аппетита. — Он неестественно засмеялся и проглотил слюну.

— Вы крошки потом подметите, — безразличным голосом проговорил Урынек. Он один мог позволить сказать что-нибудь Левше, так как у него тоже были связп. В ответ Левша еще громче зачавкал.

На свободе он промышлял по кладбищам, раскапывал могилы. Все смотрели на него и ждали, когда он съест, потому что понимали, что ему известно о тех, которые прибудут сюда, гораздо больше, чем он сказал.

Рыжий Левша закончил есть, рыгнул, вытер рукавом губы и смахнул крошки.

Развалившись на лавке, что стояла около горячей трубы, он прикрыл глаза и начал шарить по карманам. Вытащил деревянный портсигар, стукнул им по столу.

Рак тут же подлетел к нему с пачкой сигарет «Спорт».

— У меня «Гевонт», — вскочил Шамша.

Левша взял у него сигарету. Глубоко затянулся.

— Один там у них из высших, — сказал он после минутного молчания. — Генерал.

Это они уже знали. Левша немного помолчал.

— И майор есть.

И только кончив курить сигарету и достав другую, он заговорил:

— Они все были приговорены к смертной казни. Потом ее заменили пожизненным заключением. А потом скосили до пятнадцати. И теперь вот выходят.

— Они все вешались, — сказал он спустя минуту. — Один на женских чулках. Трижды. А один девять месяцев не ел. Его кормили через нос. Потом отправили в сумасшедший дом, подлечили и обратно. Какой-то там себя покалечил, потому что не мог без баб обходиться.

— Так им, мерзавцам, и надо. Жаль, что они все себя не порезали, — буркнул Зыгмунт.

— Ты себя резани, — заржал Шамша.

Левша глянул свирепо, и все замолкли.

— Там двое чахоточных, — продолжал он, — их, наверное, в изолятор поместят. Вообще-то они уже свободны. Могут ходить в город, когда хотят. Могут жить в гостинице. Они в тюрьме живут, потому что у них нет денег. Да и вообще-то им все равно. За столько лет попривыкли.

— Я бы не привык, — убежденно сказал Шамша.

— Привык бы, — снисходительно заметил Антось.

Шамша с минуту поразмыслил.

— Нет, не привык бы, — подтвердил он.

— А что бы ты делал?

— Зарезался бы.

— Они тоже резались.

— А я бы снова резался.

— Они тоже снова резались, пока им не надоело.

Шамша поскреб бритый затылок.

— В общем, не знаю, но что-нибудь я бы сделал.

— Пыль бы из мешков выбивал, — сказал Левша.

Назавтра двоих из четвертой перевели в другие камеры.

— Внизу надо освободить два места, — сказал надзиратель.

«Новых поместят», — решили все.

Через минуту пришел Левша. Взял одеяло на обмен. Надзиратель ждал его за дверью.

— Кого к нам поместят? — шепотом спросил Рак.

Левша взглянул на дверь. Склонился пад кроватью.

— Чахоточников, — сказал он.

— Чахоточников поместят из Равича! — на всю камеру заорал Рак, когда Левша с конвойным ушли.

— О Иевус! — схватился за голову Зыгмунт. — Моя семья погибла в гетто, а я тут должен под одной крышей с убийцами находиться… О Иезус!

— Да будет тебе, — из своего угла сказал Шамша. — Они уже по-польски говорят так же, как и ты…

— Я этих сволочей ночью убью! — кричал Зыгмунт.

Шамша в своем углу выкрошил из сигареты немного табаку, соскреб с нескольких спичек серу, всыпал ее в сигарету и опять набил табаком.

— Возьми-ка закури, нервы дым любят, — сказал он, бросая Зыгмунту сигарету.

— Я ночью им на голову мочиться буду! — не успокаивался Зыгмунт и, прикурив у Рака, затянулся несколько раз.

— Вместо свободы я бы их в спутник замуровал, — выкрикивал он, поднося сигарету ко рту, — и на луну…

Вспыхнул огонь, грохнуло. Зыгмунт взревел и подпрыгнул так, что у него с ног слетели деревянные колодки.

— Хам! Ресницы у меня обгорели!

Заскрежетал ключ. Смех оборвался.