Польские земли под властью Петербурга

В ходе этого длительного процесса обмена имперские чиновники уже давно сами стали частью того города, господство над которым было их должностной обязанностью. Подобное превращение приезжих управленцев в местных жителей всегда было частичным и никогда не приводило к отказу от имперской точки зрения в пользу польских позиций. Даже такой открыто симпатизировавший польским интересам президент, как Сократ Старынкевич, оставался имперским чиновником, безо всякого понимания относившимся к пресловутым «польским мечтаниям» об автономии или тем более самостоятельности. И все же бросается в глаза, что должностные лица, чьи портреты были здесь представлены, рассматривали себя как часть организма города, а не как иностранную оккупационную власть. В отличие от тех националистически мыслящих экстремистов из русской общины, которые с начала XX столетия все больше настаивали на усилении национального начала империи, имперский чиновник-управленец не считал, что будущее империи – в режиме апартеида, при котором все нерусские будут лишь влачить существование в неблагополучных, сегрегированных пространствах под надзором полиции. То, что многие царские чиновники сами не были этническими русскими, безусловно усиливало этот скептицизм по отношению к подобным требованиям со стороны националистического лагеря. Но на представления многих чиновников влиял и многолетний опыт конкретного сотрудничества с местным обществом. Проект городского модерна, общий для всех, неоднократно объединявший генерал-губернаторов, президентов города, инженеров и представителей предпринимательской буржуазии, продемонстрировал здесь, в Варшаве, свой устойчивый эффект и, таким образом, косвенно изменил практику имперского господства.

Ставший популярным как элемент самоописания городской общественности еще в период российского владычества, топос «Варшава – Восточный Париж» указывал именно на то, что мегаполис на Висле становится городом все более модерным. Имперские чиновники не стояли в стороне от этого превращения Варшавы «в Париж», а были одним из продуктивных факторов данного процесса. Их роль в трансформации столицы Царства Польского в модерный европейский мегаполис показывает, что имперское владычество в крае, помимо прочих своих измерений, в принципе обладало и формирующим воздействием. Поэтому власть Петербурга нельзя описывать как просто угнетение и торможение: ее следует понимать как силу, которая задавала контекст и тем самым оказывала долговременное и глубокое, определяющее влияние на местные процессы. Немногие из этих процессов оценивались поляками положительно. Но это не отменяет интерпретации имперского правления как фактора, продуктивного для политических, социальных и культурных процессов.

Такое формирующее измерение империи проявилось во многих сферах. В частности, его можно наблюдать и в формах коммуникаций и организации русского общества в Варшаве.

Глава V ФОРМЫ ИМПЕРСКОГО ОБЩЕСТВА

«РУССКАЯ ВАРШАВА»: ИМПЕРСКОЕ ОБЩЕСТВО В ГОРОДЕ НА ВИСЛЕ

Посреди Царства Польского на протяжении долгого XIX века обитало сообщество людей, ощущавших себя избранными представителями империи в этом краю, членами некой диаспоры, репрезентирующей центр на периферии. Это «имперское общество» включало в себя отнюдь не только узкий и эксклюзивный круг царской бюрократии. Оно было гетерогенным образованием, в которое входил широкий спектр профессиональных, сословных и статусных групп. В параллельной вселенной имперской общины в Царстве Польском жили как чиновники русской администрации и аппарата власти, так и офицеры армии, и публицисты, и книготорговцы, университетские профессора и учителя, священники и политики, предприниматели и инженеры, адвокаты и медики. Некоторые из них состояли на государственной службе, не считая себя чиновниками, другие имели в Привислинском крае собственное дело. Главным признаком, объединявшим их, была, без сомнения, принадлежность к Русской православной церкви. Подавляющее большинство представителей этой группы, если бы их спросили о национальности, отнесли бы себя к «русским». Однако и здесь гомогенность существовала лишь в ограниченной степени; в это имперское социально-коммуникативное сообщество входили также прибалтийские немцы и другие лютеране, православные грузины и армяне.