— Коли ты такой брезгливый, не порть другим аппетит. Ясно?
Ярек заколебался, отвечать ли на этот выпад словесно или с ходу треснуть в пьяную морду, но вдруг его охватило такое отвращение, что он повернулся и вышел из бара. Он смотрел на ярко освещенные неоном улицы, на витрины, на рекламные фото из нового фильма про любовь, и клокотавший в нем гнев постепенно начал сменяться грустью. «Она никак не может понять, что любовь и жертв требует. Не понимает этого и недовольна, что якобы я своими придирками шагу ей не даю ступить».
Он свернул в более тихую часть города. Остается лишь одно разумное решение: вычеркнуть из памяти этот эпизод и взяться за учебу. Он подсчитал все свои «хвосты», пропущенные лекции, книги, которые надо прочитать, и письменные работы, которые предстоит сделать, и ужаснулся: сколько же их набралось! Наконец-то кончатся эти слишком короткие дни, ибо Мирка отнимала у него немало времени. Он почувствовал какое-то облегчение, но вместе с тем ему стало еще печальнее.
Он шел вдоль погрузившегося во мрак парка под обнаженными по-осеннему каштанами. Легкая мгла приглушала свет уличных фонарей. Пустые скамейки напоминали о счастливых днях весны. Они любили сидеть напротив автобусной остановки, с которой им удобнее всего было добираться до дома. И тянули время, пропуская один автобус за другим.
— Ну, на следующем едем, а то уже поздно, — торжественно заявлял он.
— Хорошо, садимся на тот, который сейчас подойдет. — Однако когда он подходил, то оказывалось, что им еще надо кое-что сказать друг другу, и они оставались. В конце концов это превращалось в веселую забаву, обоим доставлявшую радость.
Он посмотрел в ту сторону, откуда должен был подойти автобус. Но того не было видно. Поэтому он уселся вроде бы на ту самую скамейку, что и всегда. Снова попытался сосредоточиться на завтрашних занятиях, но его больше беспокоила мысль о том, кто сегодня будет провожать Мирку. А может быть, она решит возвращаться одна? Слабая надежда! Никогда не знаешь, что ей стукнет в голову. Вдруг его охватило сомнение: а не свалял ли он дурака с этим своим провокационным уходом, который она могла расценить как разрыв? «Хотел ли я этого? Нет, пожалуй, не хотел. Но я не вернусь просить у нее прощения». Конечно, он не вернется, и поэтому ему стало жаль себя.
Наконец подъехал автобус, но не тот, который был ему нужен. Несколько человек, ожидавших на остановке, сели, а одна пассажирка вышла и осталась на тротуаре, словно собралась пересесть на другой маршрут. Он сразу же узнал Мирку, и какая-то сила толкнула его к ней. Но он тут же взял себя в руки и снова уселся на скамейку. Девушка начала медленно приближаться. Походка ее была вызывающей и красивой, это факт, а каждый ее шаг воскрешал в памяти и другие ее достоинства.
— Ждешь автобуса? — обратилась она к нему таким тоном, как будто бы они никогда не ссорились. — И давно?
— Порядочно. — Помолчав минуту, он с иронией спросил: — Ну как, натанцевалась вдоволь?
— Ага!
— Весело было?
— Ага!
У нее был неисчерпаемый запас интонаций, обогащавших содержание этого междометия. Он влюбился в нее и из-за этого. Но когда то было!
— Значит, в итоге довольна?
Она взглянула на него из-под пряди, волной спускавшейся на брови, откинула со щеки другую волнистую прядь и решилась наконец сесть рядом. Но ответила невпопад:
— Редко ходит в это время, правда?
— А мне начхать, — заявил он, передразнивая ее манеру. Она поняла это и фыркнула со смеху.
— Что ты сказал? Повтори!
— Слава богу, едет. — Он поднялся со скамейки, но, прежде чем двинуться с места, бросил небрежно: — Я-то думал, проводит тебя гитарист в клеточку.
— Почему ты так решил?
— Я же видел, как ты с ним договаривалась.
— Надо было слышать, а не видеть! И надо же, к чему прицепился!
— А почему бы нет?
— Я советовала ему поискать тексты получше. То, что он пел, никуда не годилось!
— А ты же говорила, что он парень ничего.
— Я изменила свое мнение, когда он начал петь одну песню глупее другой и в довершение всего хвалиться, что сам сочиняет их.
Они шли к остановке медленно, словно уступая друг другу дорогу. Тем временем подъехал автобус и остановился точно возле них.
— Почему же ты не садишься? — спросила она, вертя прядь волос, свисавшую вдоль щеки.
Он с подчеркнутой галантностью поклонился ей:
— Женщин положено пропускать вперед! Прошу вас!
— Я, пожалуй, пройдусь немного, — ответила она, оглядываясь налево и направо, словно ожидая увидеть кого-нибудь поинтереснее.
— Хочешь избавиться от меня, — вздохнул он.
Она возмущенно возразила:
— Это ты избавился от меня, бросив посреди зала, как дурочку. Может быть, ты ожидал, что я побегу за тобой по улице? Не дождешься! — В ее дрожащем голосе он почувствовал слезы, и словно бальзамом наполнилось его сердце.
— Ну так как, садитесь? — Кондуктор, держа руку на кнопке звонка, высунулся из двери.
— Езжай, папаша! — вежливо ответил юноша.
Автобус тронулся, а они пошли по аллее в противоположном направлении. В тумане слабо поблескивали уличные фонари. Юноша и девушка, полуобнявшись, с дружным смехом скрылись во мраке.