Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Неудивительно, что черты религиозного противостояния наиболее выразительно запечатлелись именно в этом произведении. Этому способствовал и сюжет памятника, главная часть которого посвящена обороне Троице-Сергиева монастыря от польско-литовских войск, и принадлежность автора, келаря Троице-Сергиева монастыря, к верхушке русского духовенства, но также, как представляется, и знакомство Палицына с произведениями западно-русских противников Брестской унии, считавших папу предтечей Антихриста.

Из всех русских авторов этого времени только у Палицына папа выступает «как змий всепагубный, возгнездившийся в костеле италийском», и орудие Антихриста. Он уже со времен Владимира пытается навязать России свое ложное учение, и события Смуты выступают как очередной эпизод в ряду таких попыток[1408]. Поляки для него — орудие этой могущественной духовной силы, которая стремится подчинить себе Россию. Неудивительно, что у Палицына они характеризуются эпитетами того же ряда, что и папа: «антихристовы проповедники»[1409], «богоборцы»[1410], «прегордые змии»[1411], «демоны»[1412]. Такие эпитеты он использует и по отношению к военачальникам, заслужившим его особое нерасположение, как, например, знаменитый Александр Лисовский, который, «яко змий, возсвистав со своими аспиды»[1413].

Подобно некоторым своим предшественникам, Палицын, рассматривая поляков как орудие предтечи Антихриста — папы римского, одновременно постоянно называет их «люторами» — это едва ли не один из наиболее постоянных эпитетов в его сочинении[1414]. Палицын — образованный представитель верхушки русского духовенства, он знает, например, что особенностью латинской веры является служение на опресноках, но он не хочет и не желает проводить какого-либо различия между христианскими учениями, отличными от православной веры. Все они принадлежат миру зла, в котором «люторы» могут быть орудием римской церкви.

Для него, как и для некоторых его предшественников, явным свидетельством принадлежности поляков к миру зла стало поругание ими святынь. Известные ему сообщения (вплоть до описания поругания святынь в Московском Кремле) Палицын дополнил целым рядом особенно ярких деталей. Так, он рассказывает, что поляки «из сосудов же церковных ядяху и пияху и, смеющеся, поставляху мяса на дискосех и в потирех питие»[1415]. Палицын не скрывает от читателя, что вместе с поляками действовали «братия же нашя, Северскиа земли жителие», но объясняет это тем, что они «воспитани в безумии и навыкли от многих еретиков, во Украине живущих, их злым нравом и обычаем… и в их веру еретическую мнози приступишя»[1416].

Таким образом, даже географическая близость к Речи Посполитой опасна для людей, желающих сохранить свою истинную веру.

Война с таким противником явно не была обычной войной, а войной за веру, своего рода «священной войной». Характерно, что Палицын, описывая осаду Троице-Сергиева монастыря, с одобрением писал о том, что монастырские старцы ходили в поле, «бьющеся с Литвою»[1417].

Эта деталь приобретает особое значение, если учесть, что православная церковь запрещала духовным лицам участвовать в военных действиях и проливать кровь, и православные ставили в вину латинянам, что у них дело обстоит иначе. Очевидно, Палицын считал, что в такой войне, которая ведется против напавших «иноверцев», эти нормы на время перестают действовать.

Наряду с показом общей принадлежности поляков к миру зла Палицын дает и конкретные оценки отдельных свойств поляков. Таких свойств он отмечает два. Первое из них — это «гордость». О том, что «гордостию нацмени литовские люди», Палицын говорит в нескольких местах своего труда[1418], но подробно на этом не останавливается и не старается показать это свойство характера на конкретных примерах. Совсем иначе обстоит дело с такой чертой характера поляков, как «лукавство», обозначающее совокупность таких черт, как хитрость, коварство и вероломство. Разумеется, классическим примером такой вероломной хитрости для Палицына, как и для других авторов, явилось поведение поляков в деле об избрании королевича Владислава, но келарь приводит и целый ряд других примеров, Так, задуманный при Лжедмитрии I поход на Крым, по его убеждению, должен был привести к гибели русского войска «на велицех полех», чтобы Москва без сопротивления могла попасть в руки поляков[1419].

В тушинском лагере во время сражений поляки посылали русских сторонников Лжедмитрия вперед, а после сражения «все лутчаа поляки у них силою отнимаху». При попытках выкупа пленных они «по приатии цены не отдааху и другую цену восприимаху»[1420]. В 46-й главе своего труда Палицын подробно рассказывал о попытках польско-литовских военачальников с помощью «лести» захватить Троице-Сергиев монастырь. В связи с этим келарь подчеркивал, что речь идет об обычном способе действий поляков, который лишь по отношению к Троице не привел к успеху[1421].