Для планов на будущее у того круга лиц, который направлял внешнюю политику Речи Посполитой, имели значение некоторые неофициальные контакты времени правления Лжедмитрия I. Главным источником сведений об этих контактах является сообщение гетмана Жолкевского в его «Записках». Гетман записал, что приехавший с официальным поручением от Лжедмитрия I к королю гонец Безобразов на тайной встрече с А. Госевским от имени Шуйских и Голицыных выразил сожаление, что король возвел на русский трон «подлого» человека. Они жаловались на его «тиранство», разврат, пристрастие к роскоши. Наиболее важным было сообщение, что они намерены его низложить, чтобы на трон мог взойти сын Сигизмунда III королевич Владислав[185]
. Гонец Иван Безобразов приехал в Краков с просьбой выдать «опасную» грамоту для «великих послов», которых Лжедмитрий I был намерен направить к Сигизмунду III. Соответствующий документ датирован 24 января н. ст. 1606 г.[186] Это позволило уже А. Хиршбергу установить время, когда эти неофициальные контакты имели место[187].С. М. Соловьев обратил внимание на источник, содержавший важные дополнительные сведения об этих контактах[188]
. В конце 1615 г. под Смоленском должны были состояться первые после окончания Смуты крупные переговоры между Россией и Речью Посполитой. В связи с этим для русских представителей на переговорах были подготовлены подробные инструкции о том, какие обвинения следует предъявить представителям Речи Посполитой и как опровергать возможные обвинения с польско-литовской стороны. В частности, предполагалось, что комиссары Речи Посполитой могут утверждать, что бояре «приказывали» о своем желании видеть на русском троне Владислава «с Ываном Безобразовым да с Михаилом Толочановым»[189]. Так выясняется, что кроме Безобразова был и другой гонец, сын боярский из Брянска Михаил Федорович Толочанов, выполнявший подобное поручение. В том же источнике предписывалось опровергать утверждение, что «князь Василей Иванович Шуйской з братьею своею и со многими бояры» «некоторыми польскими и литовскими людми и с московскими людми» передавали свои просьбы королю избавить их от Лжедмитрия и «дать на Московское государство» своего сына Владислава[190]. Таким образом, в качестве посредников выступали не только русские гонцы, но и «польские и литовские люди», и, следовательно, не один, а несколько раз такие предложения представители русской правящей элиты адресовали польскому двору. Мотивы этих действий не представляются ясными, если учесть, что круг людей, обращавшихся к королю, после смерти Лжедмитрия поспешил возвести на русский престол Василия Шуйского. Возможно, играли свою роль опасения перед лицом массового народного движения, которое привело к власти Лжедмитрия I, для его устранения правящая элита могла нуждаться во внешней поддержке. Как бы то ни было, сам факт таких неоднократных обращений говорит о том, что возможность возведения польского принца на русский трон по крайней мере серьезно обсуждалась.Этот эпизод имел важное значение для планов восточной политики Речи Посполитой на будущее. Как будто открывался более прямой и непосредственный путь подчинения России польско-литовскому политическому влиянию, а неоднократные обращения русских высокопоставленных лиц должны были убеждать в его реальности.
Сложности, возникшие к весне 1606 г. в отношениях между Лжедмитрием I и правящими кругами Речи Посполитой, не должны заслонять того бесспорного факта, что с воцарением Лжедмитрия произошли важные и, с точки зрения правящих кругов Речи Посполитой, благоприятные перемены. Как уже отмечалось, жители Речи Посполитой получили возможность свободно посещать русскую территорию, многие из них были приняты на службу при дворе. Перспективы выглядели еще более благоприятными. Лжедмитрий I подтвердил данное им в Речи Посполитой обещание жениться на дочери сандомирского воеводы Юрия Мнишка Марине. Вместе с Мариной на царскую свадьбу направилась большая группа шляхтичей, часть которых несомненно рассчитывала сделать карьеру в России. Эти шляхтичи могли рассчитывать не только на придворные назначения в окружении Лжедмитрия, но и на получение выгодных должностей в тех обширных земельных владениях, которые Самозванец обещал выделить жене и тестю. Возможности для воздействия польско-литовского общества на русское тем самым расширились бы, и, с точки зрения польско-литовской политической элиты, это должно было привести к утверждению пропольской ориентации в русском обществе.