Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Изменения касались прежде всего ряда статей в начальной части проекта. Если проект начинался с пожелания, чтобы будущий монарх принял «греческую веру», то в «Отказе» вопрос о вере будущего царя был обойден молчанием. В соответствии с этим из проекта исчезло обязательство будущего монарха относительно православных архиереев — «духовне им усвоятися». Исчез и запрет учителям «иных вер» появляться на русской территории, от них теперь лишь требовалось, чтобы они «розорванья церковного не чинили». Вместе с тем король настаивал на том, что в Москве «для людей Римское веры потреба меть костел». Правда, при этом, очевидно реагируя на распространившиеся слухи о гонениях на православных в Речи Посполитой, король заверял, что ни он, ни его сын не станут «отводити теж от Греческой веры в Римскую и ни в которую иную веру». Смысл внесенных изменений состоял в том, что король и его советники стремились создать такую ситуацию, в которой под эгидой монарха-католика оказалась бы возможной, сначала хотя бы в ограниченных размерах, деятельность католической церкви на территории Русского государства. Очевидна связь такой позиции со всей политикой Сигизмунда III, направленной на упрочение и распространение католицизма не только в Речи Посполитой, но и за ее границами. Само подчинение России власти польского короля должно было стать прологом к попыткам реставрации католицизма на территории Скандинавии, прежде всего в Швеции, откуда Сигизмунд был изгнан своими протестантскими подданными.

Другая группа изменений, на которую следует обратить внимание, касалась участия «всей земли» в решении важных вопросов управления государством. В «Отказе» говорилось лишь об участии представителей «всей земли» в принятии новых законов. В тех местах, где проект говорил об участии «всей земли» в решении вопроса о строительстве в Москве костела, предоставлении податных льгот или, напротив, в принятии решений о повышении налогов, в «Отказе» говорилось лишь о решении монархом всех этих вопросов вместе с «бояры думными». Таким образом, «вольности», которые хотели получить русские служилые люди — бывшие сторонники Лжедмитрия II, в результате обсуждения оказались сильно урезанными. О причинах этого можно высказывать лишь предположения. Как представляется, тут могло иметь место совпадение интересов двух разных сил. С одной стороны, Сигизмунд III, вероятно, хотел, чтобы в руках будущего монарха сохранилась бы как можно большая часть той власти, которой пользовались московские государи, в особенности в том, что касается финансов. Неслучайно незадолго до начала Смуты в 1605–1606 гг. король настойчиво добивался того, чтобы сейм Речи Посполитой согласился на установление постоянных налогов, не зависящих от решений той или иной парламентской сессии[420]. С другой стороны, верхушка тушинского двора, бояре и «думные люди», которые вели переговоры с королем, могли быть заинтересованы в как можно более широком объеме компетенции Думы, хотя бы и за счет интересов «всей земли». Здесь сказались особенности положения разных слоев формирующегося дворянского сословия России, когда у верхов и низов этого сословия часто могли быть совсем разные интересы.

Польский исследователь В. Поляк, обратившийся недавно к изучению февральского договора, справедливо обратил внимание на то, что обе стороны вкладывали в достигнутое соглашение разный смысл[421]. Для представителей русской стороны это было соглашение, определявшее условия, на которых сын Сигизмунда III, королевич Владислав, мог бы занять русский трон. Соглашение носило предварительный характер. В его заключительной части указывалось, что окончательно такие условия будут определены, когда «его королевская милость будет под Москвою и на Москве» и обсудит там такие условия на созванном Земском соборе «с патрыархом и со всим освященным собором и с бояры и со всею землею». На данном этапе переговоров роль короля, с русской точки зрения, по-видимому, состояла в том, что Сигизмунд III как отец будущего монарха как бы гарантировал, что тот примет предложенные условия.