Польско-литовская интервенция в России и русское общество

В ответ на обращение Госевского эти дворяне выражали свою радость по поводу того, что «Бог… по своему благосердию дал» им «на Московское государство такова великего господара». Со своим ответом они отправили к велижскому старосте «доброго дворянского сына» Прокопа Языкова[429]. Дворяне просили принять меры для прекращения нападений запорожцев на их владения и дать им возможность посетить королевский лагерь под Смоленском. Когда нападениям казаков будет положен конец, они просили прислать приставов «на Бельскую границу», чтобы с их помощью они могли безопасно проехать в лагерь Госевского под Белой. «А когда, — заверяли авторы письма, — мы будем при вельможносте королевской, и иных много бояр (детей боярских?) пойдет за нами».

Еще до приезда тушинского посольства под Смоленск, 21 января (н. ст.) Сигизмунд III получил от Госевского сообщения об этом обращении дворян, на которое король ответил согласием и назначил приставов, которые должны были проводить дворян в королевский лагерь[430].

Посещение группой дворян королевского лагеря состоялось 18 февраля, т. е. уже после того, как переговоры с тушинским посольством завершились заключением февральского договора. Несмотря на это, дворяне нашли нужным добиваться особой встречи с королем. Сведения об их приезде и об этой встрече сохранились в дневнике похода Сигизмунда III[431], в итальянском донесении из Флорентийского архива[432] и в более подробной записи в одном из рукописных сборников[433]. Хотя в дневнике похода говорится о приезде «князей Шаховских», в действительности круг участников посольства не исчерпывался князьями Шаховскими, которых действительно приехало много — их возглавлял сам воевода Ржевы кн. Леонтий Шаховской со своими тремя сыновьями, Семен Иванович, названный «спальником» Лжедмитрия, и Дементий[434]. Однако кроме Шаховских прибыл и второй воевода Ржевы — Гаврила Хрипунов, и его родственник, Афанасий, ржевские дети боярские Федор, Андрей[435] и Павел[436] Тютчевы, зубцовский сын боярский Афанасий Лошаков. Вместе с ними приехали вязьмич Тимофей Шушерин[437] и бельский сын боярский Иван Бехтеев[438], а также Прокофий Квашнин и Прокофий Садыков, чья уездная принадлежность не определяется.

Хотя в состав посольства входили землевладельцы целого ряда уездов северо-запада России, из дальнейшего мы увидим, что оно представляло прежде всего интересы дворянства Ржевского и Зубцовского уездов. Выше уже отмечалось, что кн. Леонтий Шаховской и Гаврила Хрипунов были членами официального посольства из Тушина к Сигизмунду III. Это, однако, не помешало им уже после официального отпуска «московских послов» возглавить приехавших дворян при их встрече с Сигизмундом III. На этой встрече состоялось принятие Ржевы и Зубцова под защиту и опеку короля, и дворяне принесли ему присягу. Кн. Леонтий просил, чтобы был положен конец нападениям запорожских казаков и чтобы воеводы Зубцова и Ржевы были оставлены на своих постах. Поскольку, судя по записи его выступления, кн. Леонтий назвал воеводу Зубцова своим «братом», не исключено, что этим воеводой был один из авторов письма А. Госевскому кн. Иван Андреевич Шаховской, которого в составе посольства представлял его сын. Отвечая от имени короля, литовский канцлер обещал исполнить эти просьбы, и на этом переговоры завершились[439].

Этот эпизод представляет интерес с разных точек зрения. Во-первых, перед нами яркий пример внутреннего распада лагеря бывших сторонников Лжедмитрия II, когда отдельные входившие в этот лагерь группировки стали самостоятельно искать выход из создавшейся ситуации. Во-вторых, перед нами пример того, как локальное объединение дворян двух уездов русского северо-запада считает возможным самостоятельно вести переговоры с отцом будущего государя и договариваться с ним об условиях, на которых оно готово подчиниться его власти — это свидетельство того, сколь высокого уровня достигла самостоятельность дворянских объединений в годы Смуты.

Но у сложившейся ситуации была и другая сторона. Само проявившееся в этих событиях отсутствие единства в русском обществе было, несомненно, для короля и его советников обнадеживающим стимулом для попыток осуществить задуманный план. Достижение цели, несомненно, должно было казаться более реальным, когда открывалась возможность использовать противоречия между различными группировками русского общества и заключать с ними сепаратные соглашения.